Инна Соболева - Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

А вот цифра из воспоминаний графа Ростопчина: две тысячи… Оно и понятно: он пытается оправдаться. Ведь в трагедии вина не только главнокомандующего, но и его, военного губернатора, тоже. Но пусть даже не двадцать, не десять, а «всего» две тысячи сгоревших по твоей вине… Как с этим жить?

А вина Ростопчина сомнений уже давно не вызывает. Хотя долгое время в поджогах пытались обвинять французов. Но есть документы, которые оспорить невозможно. 12 августа Ростопчин писал Багратиону (они были друзьями): «Я не могу себе представить, чтобы неприятель мог придти в Москву… народ здешний по верности к государю и любви к отечеству решительно умрёт у стен московских. А если Бог ему не поможет в его благом предприятии, то, следуя русскому правилу: не доставайся злодею, обратит город в пепел, и Наполеон получит вместо добычи место, где была столица. О сём недурно и ему дать знать, чтобы он не считал на миллионы и магазейны хлеба, ибо он найдёт уголь и золу».

Добавлю к этому: перед смертью Багратион написал Ростопчину записку: «Прощай, мой почтенный друг. Я больше не увижу тебя. Я умру не от раны моей, а от Москвы».

Потомки будут долго и ожесточённо спорить, кто же решил сжечь Москву. Для современников это вопросом не было. «Ростопчин постоянно устраивает новые поджоги; остановится пожар на правой стороне – увидите его на левой в двадцати местах, – писал военный чиновник наполеоновской армии Анри Бейль. – Этот Ростопчин или негодяй, или Римлянин». Через годы, став уже одним из самых прославленных французских писателей, взявши псевдоним Стендаль, он напишет, что в России увидел «патриотизм и настоящее величие» и был поражен, что «деспотизм русского самодержавия совсем не принизил народ духовно».

А другой будущий знаменитый литератор, русский – Денис Давыдов – вспоминал: «Граф Ростопчин сказал: “Лишь только вы её (Москву) оставите, она, по моему распоряжению, запылает позади вас”».

Пожар Москвы А. Ф. Смирнов. «Пожар Москвы»

И запылала… Вместе с солдатами, ещё недавно пытавшимися её защищать. Потом подсчитают: в Москве из каменных девяти тысяч ста пятидесяти восьми домов уцелело две тысячи шестьсот двадцать шесть, из восьми тысяч пятисот двадцати магазинов – тысяча триста шестьдесят восемь, из двухсот девяноста храмов сгорело сто двадцать семь, остальные были разграблены и изуродованы. Только на улицах (кроме колодцев, погребов и ям) валялось одиннадцать тысяч девятьсот пятьдесят девять человеческих трупов и двенадцать тысяч пятьсот сорок шесть лошадиных.

Думаю, о человеке, который задумал и организовал пожар Москвы, нельзя не рассказать. Хотя бы вкратце. Потому что, не зная, кто такой Ростопчин и чем он занимался перед отступлением нашей армии из Москвы, трудно представить тогдашнюю жизнь города, именуемого сердцем России. Интересный был человек Фёдор Васильевич… Он будто притягивал роковые тайны российской истории. Так, знаменитую записку Алексея Орлова Екатерине о смерти Петра III обнаружил и вручил только что ставшему императором Павлу Петровичу именно граф Ростопчин. Ему же было адресовано письмо Павла, в котором тот утверждал, что Николай, Ольга и Анна – вовсе не его дети. Письмо Павел просил уничтожить. Фёдор Васильевич просьбу не выполнил. Именно благодаря его неумению (или нежеланию) хранить секреты они становились достоянием историков. Современники не слишком восторженно отзывались о графе Ростопчине, но мы-то можем быть ему только благодарны.

Будучи фаворитом Павла Петровича, Ростопчин много способствовал установлению связей между ним и Наполеоном. Потом отношение к Франции и Наполеону изменил на прямо противоположное и сделался идеологом антифранцузской партии в русском обществе.

Александр Павлович отцовского любимца терпеть не мог. И не без причины. До императора дошло, что в поражении русской армии при Аустерлице Ростопчин видит Божью кару за убийство отца. К тому же граф резко отзывался об окружении царя, считая придворных тайными якобинцами и выскочками, а Сперанского открыто обвинял в сотрудничестве с французским правительством.

Но чтобы управлять Москвой во время войны, нужен был человек неукротимой энергии и одновременно – фанатичный патриот. Значит, лучше Ростопчина не найти. 24 мая 1812 года государь назначает его губернатором, а ещё через пять дней – и главнокомандующим Москвы. Тут-то и началась беспримерная по масштабам патриотическая агитация.