Богдан Заднепровский - Национальная доктрина

Еще один сценарий — естественный. Он состоит в самодискредитации власти: тотальная коррупция и абсолютное пренебрежение социальной сферой, социальным ресурсом. Экономическое развитие дутое нефтяным «ростом» несомненно приведет к параличу всей системы, как это было в СССР. Что для нашей страны неудивительно — наследники власти многое взяли из застоя. В своих взглядах на управление системой они как были, так и остались выкормышами партийной школы — страна по-прежнему сидит на «нефтяной игле». Структуры их нынешней государственности рушатся — в них некому работать, их производительность и эффективность стремится к нулю. Анклавы успешности не позволяют контролировать государственность на таком огромном пространстве как РФ, а институты развалены коррупцией, безработицей и нищетой. За всем этим неминуемо последует так нужный для коренных преобразований кризис. При подобном развитии событий наиболее важна именно идеологическая и организационная работа, хотя именно в данных условиях возникает естественное, гневное желание ускорить развал системы «действием». Однако как это уже отмечалось выше «действие» не может быть достаточной мерой, скорее вспомогательным организационным началом, романтизмом в деле укрепления «боевого братства». И может быть еще, обеспечить «давление улицы» — хулиганский, но не слишком уж жестокий террор. Оно способно консолидировать актив, именно тех людей, которые непреклонно желают изменений, которые станут ядром построения нового порядка. Подобного типа ситуацию нарастания кризиса власти и экономики, а также ответной борьбы, вынужденного подполья очень ярко описал в своем романе-утопии «Дневники Тернера» Уильям Пирс. Он показал, как сложно отвоевать у системы власть при любых видах «слова и действия», даже, несмотря на разнообразный террор и жестокий экономический кризис, потому что «любое действие рождает противодействие». В этом легко убедиться по тому, сколько власть содержит полицейских: в нашей стране состав внутренних органов превышает количество военнослужащих. Резонно задать вопрос от кого он охраняет государство? От своего народа. С подобной полицейской дубиной нелегко справиться, тем более небольшим группам, слабо финансируемым и имеющим не самую сильную поддержку среди населения, благодаря беспрерывной лживой пропаганде СМИ. Даже исламские боевики, которых финансируют из-за рубежа, и те мало, что могут сделать нынешней системе власти, их этническая преступность оказалась эффективнее террора.

Первый и второй сценарии наиболее вероятны при наличии уже полученных мощных политических ресурсах власти. Медичи — ревностная католичка — была королевой и одной из наследниц мощнейшей в те времена финансовой империи Медичи. Борьба за финансовый капитал была не последней причиной в борьбе с гугенотами. То же можно сказать и о рейхсканцлере — его ночи «хрустальная» и «длинных ножей», поджог рейхстага случились, когда он был уже на олимпе власти. Изощренный дореволюционный террор русских революционеров, не привел к коренным изменениям. Но в это же время Ленин, Плеханов, Горький идеологически и организационно сумели подготовить достаточный слой населения к революционной ситуации без террора — съездами, «искрами», «интернационалами». И лишь с приходом к власти большевики включили террор. Ленин же известен вовсе не как бомбист, а как мощнейший пропагандист революционного марксизма и критик системы власти — русского царизма.

Третий сценарий изменений — «техногенная революция». Такой способ еще не был опробован в истории, хотя нечто аналогичное прослеживается в русской истории в виде значимой исторической мифологемы «пожар Москвы». В этом плане действие должно быть масштабным и продолжительным, иначе эффект будет мал, а негатив в общественном сознании — высок.

Проповедь и реализация активного действия впрочем, необходима для включения наиболее волевых и сознательных для борьбы индивидуумов в новую пассионарную реальность изменений, для создания по выражению Ю. Эволы «атмосферы высокого напряжения»: романтизм борьбы, дух преодоления и победы, идеалы мифа. Это необходимейшие элементы целеполагания и организационного момента.

Сделаем из всего изложенного вывод: «Слово и дело» мы понимаем, прежде всего, не как противоречие одно другому, а как их диалектическое последовательное единство. «Слово и дело» — за этим лозунгом подразумевается другой, прагматичный — «идеология и организация».