Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

Постколониальный подход ставит под сомнение способы восприятия и изображения колонизированных народов в литературе и политике и рассматривает сионизм в рамках дихотомии «Запад-Восток». Основатели этого интеллектуального течения Франц Фанон (1925–1961) и Эдвард Саид (1935–2003) исследовали национализм, который стал появляться в бывших колониях как реакция на господство насаждаемых европейских ценностей. В рамках постколониального подхода особое внимание уделяется истории сионисткой мысли и ее практическому воплощению в вопросах самосознания и международных отношений. Фанон и Саид подчеркивают, что сионисты уготовили одну судьбу всем арабам еврейского, христианского или мусульманского вероисповедания, ибо они обладали общим недостатком: не были европейцами.

Отметим, что постсионистский дискурс, выстроенный во многом на понятиях постколониализма, разработан преимущественно евреями. Палестинские арабы, поскольку своего государства у них нет, естественно, не могут его критиковать и остаются в основном на националистических позициях. Постсионизм вызывает споры, подобные тем, что возникали в Европе между деятелями Просвещения и адептами романтического национализма, в которых сталкивались идеи равенства всех людей и верховенства Нации.

Однако политические тенденции израильского общества идут вразрез с постсионизмом. Например, одно социологическое исследование показало, что 68 % израильтян-евреев не хотели бы иметь соседей-арабов [520]. Проекты законов, рассматриваемые в Кнессете, направлены на укрепление сегрегации и подавление инакомыслия. Постсионизм выявил конфликт между еврейским и демократическим измерениями израильского общества. В то время как многие антисионисты считают, что эпоха сионизма не окончена и ему по-прежнему необходимо твердо противостоять, немало постсионистов видят в сионизме просто пережиток прошлого, мешающий израильскому обществу двигаться к демократии и мультикультурализму, то есть к государству всех своих граждан.

Несмотря на то что далеко не все израильские мыслители считают себя постсионистами, многие их них критикуют израильское общество, разрушают мифы отцов-основателей, разоблачают идеологический характер государственных структур, то есть занимаются тем, что характерно для интеллектуалов всего мира. Например, вместо термина «репатрианты» («олим*») они используют лишенное идеологической нагрузки понятие «иммигранты». В израильском обществе такое интеллектуальное диссидентство вызывает страх за будущее государства и усугубляет комплекс жертвы.

Кризис, который переживают евреи в начале XXI века, довольно часто подталкивает их к искушению сплотиться под флагами сионистской идеологии. Многие века евреев обвиняли в том, что они слишком рассудочны. Похоже, что сионизм так подстегнул их эмоции, что многим все труднее относится к нему рационально. Ставить под вопрос сионистскую сущность государства стало тоже непросто. А ведь, помимо религиозных антисионистов, многие известные ученые и мыслители – например, философ Мартин Бубер и президент Еврейского университета Иегуда Магнес в Израиле; Ханна Арендт и Альберт Эйнштейн в США, – были открытыми противниками идеи отдельного еврейского государства. Но их усилия не увенчались успехом. Магнес, прощаясь с университетом, сожалел, что евреи мира, особенно США, «оказались в тисках сионистского тоталитаризма, который хочет подчинить себе каждого еврея, применяя при необходимости силу и прибегая к насилию» [521].

Кажется, что этот тоталитаризм и не думает ослабевать. При том что обсуждение некоторых политических шагов Израиля допускается, любая иудейская критика сионизма делегитимизируется, а люди, которые позволяют себе подобные критические высказывания, систематически исключаются сионистскими организациями из пространства общественного обсуждения [522]. Акции протеста антисионистов-харедим попросту игнорируются, а их самих многие евреи воспринимают как «врагов еврейского народа». Вспомним, что вожаки социалистического сионизма решили устранить Якоба Де Хаана как раз за «критику движения перед внешним миром», а также за то, что он был способен дискредитировать сионистские планы и даже позволял себе публично над ними насмехаться [523].

Страх за будущее Израиля, который испытывают многие евреи, сильно затрудняет честное обсуждение возникающих проблем. Такая чувствительность к любой критике государства легко объясняется тем, что в качестве стержня еврейского самосознания преданность Израилю давно заменила приверженность иудейству. Но евреи диаспоры верны идеальному, воображаемому государству, а не реальному Израилю – сильнейшей экономической и военной державе в Западной Азии. В то же время существуют и обратный вариант еврейского самосознания, когда еврейство выражается исключительно в критике и осуждении Израиля. Для некоторых евреев – это солидарность с палестинцами и требование справедливости для исконных жителей страны, которые пострадали при образовании сионистского государства [524].