Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

В сионистских кругах нередко можно услышать: «Израиль в опасности». Предчувствие беды, о котором так часто говорят самые убежденные сионисты, кажется парадоксальным: Государство Израиль, которое они сами же представляют единственным местом, где еврей может жить спокойно, а то и вовсе его последним убежищем, стало одним из самых опасных мест для евреев. Немало израильтян понимают, что, несмотря на военное превосходство Израиля на Ближнем Востоке, они и их дети попались в «кровавую западню». Такое ощущение в Израиле не редкость.

Мы уже отмечали, что чувство безвинной жертвы начало кристаллизоваться по мере того, как рушилось традиционное толкование вековых гонений. Сейчас оно переросло в комплекс жертвы, ставшей неотъемлемой частью самосознания израильских евреев [507]. Между ролью этого чувства в израильском самосознании и ролью страдания в самосознании общееврейском есть и сходства, и различия [508].

Комплекс жертвы присутствует во многих видах национализма [509], но особенно активно его используют в целях патриотического воспитания в Израиле. Первые поселенцы неутомимо создавали образ «нового еврея», отважного и доблестного, ничего общего не имеющего с образом еврея-жертвы. Много позже перед лицом сопротивления своей поселенческой деятельности сионисты ощутили себя невинными жертвами, вынужденными браться за оружие для самообороны. Именно так получило распространение выражение «эйн брера» («нет выбора») для оправдания военных действий против палестинцев и их союзников. И «Яд ва-Шем» – музей жертв нацистского геноцида, и посещение концентрационных лагерей, и день, посвященный солдатам, павшим за Государство Израиль, – все это входит в дидактический арсенал сионизма. Даже Изгнание евреев после разрушения Храма усиливает у многих израильтян ощущение невинной жертвы, хотя в еврейской традиции этот эпизод библейской истории всегда толковали как заслуженную Божественную кару.

Почти все израильские евреи, независимо от происхождения, считают себя наследниками жертв нацизма, вынужденными защищаться от нескончаемого и иррационального насилия со стороны арабов. Однако такая позиция подвергается критике в постсионистских трудах по истории и социологии, а также в массовой культуре – фильмах, романах и театральных пьесах. Все чаще осуждают то, как официальный дискурс превращает женщин, бедных, иммигрантов – и даже тех, кто пережил в Европе Вторую мировую войну – в потенциальных жертв палестинцев. Некоторые из тех, кто продолжает ощущать себя жертвой, начинают понимать, что на самом деле они оказались жертвами сионизма, вовлекшего их в бесконечную войну и сделавшего из них, особенно из евреев афро-азиатского происхождения, граждан второго сорта [510].

С каждым годом существования Израиля все чаще официальные истины обращаются в свою противоположность. Сионизм как идеология национального освобождения приобрел образ всесильного государства, притесняющего палестинцев и унижающего их национальное и человеческое достоинство. Сионизм, бывший символом борьбы против расизма и за права человека, стал идеологией, поощряющей еврейский расизм и на уровне государственных институтов сильно напоминающей южноафриканский апартеид. Так, например, палестинцам надо получать более сотни разнообразных разрешений, регламентирующих различные сферы их жизни [511]. Сионистское государство, призванное стать символом национального освобождения, на деле превратилось в бюрократическое образование, цель которого – установление контроля над земельными, водными и прочими ресурсами палестинцев. Лидеры сионизма, мечтавшие сделать из евреев производительных тружеников, в итоге создали экономическую систему, при которой весь капитал и средства производства находятся в руках израильских евреев, а физическим трудом занимаются в основном иммигранты-неевреи, подчас в жутких условиях.

Фактором, хоть как-то объединяющим этнически, религиозно и культурно раздробленное израильское неарабское общество, стала «арабская угроза». Как только она ослабевает, в обществе немедленно обостряются внутренние противоречия между поселенцами и их левыми хулителями, новоприбывшими и коренными израильтянами, а также между харедим и всем остальным обществом. Представители этих слоев слушают разную музыку, читают разные книги и даже ходят в разные продуктовые магазины. Напомним, что большинство харедим с момента основания государства освобождены от обязательной службы в армии – важного механизма социальной интеграции.