Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

Иудейские мыслители и светские еврейские интеллектуалы довольно часто совпадают в своем осуждении применения силы сионистами. Например, израильские операции в секторе Газа вызвали похожую реакцию и у евреев-реформистов, и у харедим из Нетурей Карта [483]. Когда главный ашкеназский раввин Израиля предложил переселить палестинское население Газы в специально созданный город в Синайской пустыне, члены Нетурей Карта назвали его «лакеем на содержании сионистов», «посланцем зла» и потребовали, чтобы его самого «депортировали из Святой земли» [484].

Сионизм бесспорно влияет на традиционное отношение евреев к войне. Исторические исследования, а тем более исторические романы вскрывают контраст между романтическими идеалами мужества, свойственными христианским правителям и аристократам, и глубоко укоренившимся миролюбием их советников-евреев [485]. Однако сегодня руководство еврейских организаций во многих странах, а также видные неоконсерваторы из евреев стали сторонниками силовых решений как в случае палестино-израильского конфликта, так и в связи с вторжением США в мусульманские страны. За применение силы чаще всего ратуют бывшие еврейские марксисты – например, вставшие на четко правые позиции Ирвинг Кристол (1920–2009) в США и Александр Адлер во Франции.

Однако воинственность руководителей еврейских организаций совсем не подразумевает воинственности евреев, от имени которых они выступают. Всего лишь 8 % американских евреев считают, что с помощью применения силы возможно разрешить конфликт на Ближнем Востоке [486]. Отвращение к насилию продолжает преобладать в еврейской среде, несмотря на совокупное влияние сперва сионизма, а затем и Государства Израиль с его извечными проблемами безопасности.

Еврейская история в ее сионистском преломлении создает в Израиле ощущение, будто «весь мир против нас», и это принято считать частью еврейского мировоззрения. Возвращаясь из организованной поездки в концентрационный лагерь в Польше, кто-то заметил: «Когда мы ехали сюда, были израильтянами, а возвращаемся евреями». Французский автор Жорж Бенсуссан считает, что «израильское самоопределение вновь обрело свои еврейские корни, от которых сионистские идеологи хотели его отдалить… Парадоксальным образом трагедия евреев мира устранила риск разрыва между Государством Израиль и разрозненными еврейскими общинами» [487]. Однако в этом новом сближении, порожденном гонениями, а не тягой к возвращению в лоно еврейской традиции, ощущается призыв к насилию. Идеология сионизма не только настраивает нового еврея на такое прочтение истории, но делает из него фундаментальный ориентир нового самосознания.

Религиозных критиков сионизма, как и многих новых историков, нередко обвиняют в том, что они «выносят сор из избы». Когда Стивен Спилберг в фильме «Мюнхен» поставил вопрос о нравственной цене постоянного применения силы он тем самым как бы подверг сомнению сионистскую мечту: превратить «слабого и покорного еврея диаспоры» в «сильного и бесстрашного нового еврея». Среди прочего, в фильме подчеркивается европейская природа сионистского проекта (все главные действующие лица – ашкеназы) и врожденный антагонизм между сионизмом и нравственным еврейским наследием. Когда один из агентов спецслужб получает приказ уничтожить в Европе подозреваемых-палестинцев, он, отказавшись исполнять приказ, говорит: «…призвание евреев – быть справедливыми, а не вести себя подобно их врагам».

Неудивительно, что режиссера стали хулить еще до выхода фильма. Тогда и стало понятно, почему Спилберг, икона американского еврейского истеблишмента, вынужден был снимать фильм в условиях крайней секретности, скрывая сценарий даже от актеров на съемочной площадке, каждый знал только свою роль [488].

Осуждая подход, характерный для многих представителей национал-иудаизма, раввин Моше Собер, сам вышедший из этого лагеря, отмечает бесцеремонное отношение к понятию Воли Божьей и ссылки на Провидение для оправдания любых действий Государства Израиль:

«Идея, что мы можем делать все, что хотим, – поддаваться любым искушениям или, не боясь наказания, предаваться всем видам дурацкого самовозвеличивания только на том основании, что у нас якобы есть блат (inside track) в отношениях с Богом, – полностью противоречит религиозной вере. Более того, это оскорбление Бога, чью власть определять ход истории мы узурпируем. …На самом деле такого рода слепая вера – вера вовсе не в Бога, а в самих себя. Она превращает Всевышнего в орудие, в своего рода “секретное оружие”, которое должно обеспечить нам успех, что бы ни взбрело в голову. Это языческое представление, маскирующее безрассудную веру в нашу собственную неуязвимость» [489].