Яков Рабкин - Что такое государство Израиль?

«После того как он [Де Хаан] принес столько вреда, в Хагане решено было устранить его до поездки в Лондон. Если бы он остался в живых, то принес бы много бед. Жаль, что меня не избрали для его ликвидации. Мне поручили прикрывать тех, кто это сделал. Де Хаан должен был прийти на послеполуденную молитву в синагогу [больницы] Шаарей Цедек. Меня назначили командовать округом Махане Иегуда, где большинство полицейских были арабами. Мне надлежало сделать так, чтобы между тремя и пятью часами дня в полицейском участке не было ни одного офицера-араба. Я заменил полицейских-арабов евреями и отдал приказ: если услышат стрельбу, не двигаться с места, пока не получат от меня распоряжений. После этого я направился в тот район и стал ждать выстрелов» [473].

Приказ «убрать предателя» исходил из высших кругов сионистского движения – по-видимому, от уроженца Полтавы, будущего президента Израиля Ицхака Бен-Цви, Ицхока Шимшелевича (1884–1963), тогда активно участвовавшего в вооруженной деятельности сионистов.

Обвинение Де Хаана в предательстве – еще одно доказательство влияния на сионистское движение русских террористических групп. Как и большевики, сионисты считали любую оппозицию своим политическим устремлениям незаконной. Они могли стерпеть тактические споры внутри движения, но не принципиальную оппозицию идее сионизма. Такая нетерпимость вела к оправданию насилия.

Раввин Зонненфельд резко осудил ту моральную трясину, в которую попали сионисты, ослепленные своими политическими целями:

«Это убийство, совершенное потомками Иакова, прибегнувшими к тактике Эсава [474], чтобы заглушить голос Исраэля и Иакова [475], должно укрепить нас в борьбе против чуждых нашему духу и Торе влияний… Смотрите, в какую ужасную бездну пали сионистские лидеры, и взывайте полным голосом: “Отделитесь от общины этой” (Числа, 16:21)» [476].

Ужас, охвативший раввина Зонненфельда и многих других после убийства Де Хаана, заставил религиозных палестинских евреев почувствовать себя «пленниками в собственном доме» [477]. Этих раввинов возмущали насилие и преклонение перед вооруженной силой, отличавшие сионистов от евреев старой общины. Сегодняшним критикам сионистской идеологии печальная история Де Хаана напоминает о терроризме, привезенном сионистами из Российской империи в Палестину в начале ХХ века, – терроризме, который обратился против их собственных потомков в конце того же столетия. Террористические акты совершались не только Хаганой, ответственной за убийство Де Хаана, но и другими сионистскими вооруженными организациями – Лехи и Эцелем. Их руководители, Ицхак Шамир и Менахем Бегин, стали впоследствии премьер-министрами Израиля [478]. Руководители этих военных организаций, несмотря на тактические разногласия, были убеждены, что во имя создания нации следует внушать страх, терроризировать врага [479]. По иронии судьбы такой подход позже был принят на вооружение палестинскими террористами.

Если убийство египетского президента Анвара Садата вызвало лишь минимальные изменения в отношении этой страны к Израилю, убийство в 1995 году сторонником национал-иудаизма премьер-министра Ицхака Рабина оказало намного большее влияние: был прерван (быть может, навсегда) процесс мирного урегулирования отношений с палестинцами, начатый в Осло. Убийство Де Хаана также «сработало»: зарождавшиеся тогда контакты между антисионистским большинством на Святой земле и великими державами канули в лету. В обоих случаях терроризм принес свои горькие плоды: разлад в отношениях между евреями и арабами. Харедим считают Де Хаана евреем, борцом за нравственное совершенствование и почитают как мученика. В Великобритании в синагогах движения «Масортим» (в Северной Америке его называют «Консервативным») его стихи включены в молитвы праздника Йом-Киппур [480].

Осуждая применение сионистами силы, раввины и светские еврейские или арабские интеллектуалы часто используют одни и те же аргументы. Амрам Блой из движения Нетурей Карта обвинял сионистов в отсутствии уважения к человеческой жизни: «Они поступили безответственно, распространив свою власть на ту часть Святой земли, которая была заселена арабами, тем самым втянув весь арабский мир в конфликт с еврейской общиной» [481]. Выводы, сделанные Ханной Арендт, мало чем отличаются от выводов следующего традициям раввина:

«Даже если евреи победят в этой войне… “победители” окажутся в окружении враждебного арабского населения, запертыми в своих границах, под постоянной угрозой, вечно озабоченными обеспечением безопасности… И такова будет участь народа, который – неважно, сколько еще иммигрантов прибудет в страну и насколько расширятся ее границы, – останется очень маленьким народом, окруженным намного превосходящими по численности враждебными соседями» [482].