Джеймс Маккол - Лицо по частям. Случаи из практики челюстно-лицевого хирурга - о травмах, патологиях, возвращении красоты и надежды

Это была очень сложная ситуация, однако я был абсолютно убежден, что мы сделали для нее все, что могли, и что операция была правильным решением. Даже если бы Кэтлин смогла дойти до стадии химиотерапии и лучевой терапии, они бы все равно привели ее к смерти или серьезным негативным последствиям для здоровья. В итоге она умерла спокойно и достойно. Родные Кэтлин исполнили ее волю и забрали после смерти домой, где ее тело пролежало всю ночь под присмотром семьи. Она была чудесной женщиной, которая слишком устала и решила, что с нее хватит и что ее время пришло.

В каждой больнице проводятся собрания, на которых обсуждают результаты лечения пациентов, чтобы извлечь урок и усовершенствовать помощь в будущем.

Собрания по вопросам заболеваемости и смертности, или «собрания, посвященные хирургическим событиям с негативными последствиями», как мне порой хочется их переименовать, проводятся в каждой больнице. Предполагается, что мы будем обсуждать на них наших пациентов, говорить о том, что в их лечении прошло как надо, а что нет, чтобы извлечь урок и усовершенствовать оказываемую нами помощь в будущем. Именно так все и происходит в большинстве больниц, однако, к сожалению, есть парочка, где эти собрания превращаются в соревнования по забрасыванию гнилыми помидорами. Это объясняется кардинальным различием позиций консультантов и старших врачей. По сути, одни руководствуются девизом «cui bono», что буквально переводится как «в чьих это интересах», в то время как других, работающих в учреждениях, где преобладает частная практика, интересуют только деньги.

В учреждениях, где не принято поддерживать друг друга, врач, у пациента которого возникли осложнения, может быть раскритикован и высмеян коллегами, в то время как на самом деле собрания по вопросам заболеваемости и смертности призваны стать местом, где процесс лечения обсуждается совместно во взвешенной и участливой манере. Можно ли было этого избежать? Не было ли что-то упущено? Что можно сделать иначе в следующий раз? И так далее.

В день, на который было назначено рассмотрение случая Кэтлин, меня не было в стране: я уехал на конференцию специалистов по хирургии головы и шеи. Мой коллега, консультант Абдул, также не мог присутствовать, поэтому вместо меня случай Кэтлин представляла мой ординатор. Я немного переживал, что стажера, выступающего от имени своего консультанта, могут воспринять не очень благосклонно, особенно учитывая, что на собрании будут присутствовать специалисты и консультанты из других дисциплин, и за неимением необходимого опыта и статуса она просто не сможет отразить потенциальную критику с их стороны. Мне казалось, что она может стать жертвой несправедливости, поэтому заранее тщательно ее проинструктировал. Я дал ей фотографии массивной опухоли во рту Кэтлин, а также фотографии самой Кэтлин, демонстрировавшие, насколько пожилой и слабой она была, и сказал: «Что бы ты ни делала, непременно покажи эти снимки. На самом деле с них вообще лучше начать».

Как в итоге оказалось, в отличие от некоторых учреждений высокого уровня, где мне доводилось работать и где врачи с большим самомнением активно соперничали друг с другом, мои опасения по поводу ординатора на этот раз оказались беспочвенными. Стоило ей закончить свое выступление, собравшиеся консультанты единогласно постановили: «Что ж, мы тоже бы стали оперировать. Следующий пациент».

Случаи, подобные тому, который произошел с Кэтлин, наглядно демонстрируют этические дилеммы, с которыми часто сталкиваются врачи и хирурги, выходящие за рамки чисто клинических соображений по поводу лечения пациента. Клятва Гиппократа почти две с половиной тысячи лет назад обозначила основные этические принципы медицинской практики, и вплоть до середины двадцатого века врачи редко когда испытывали моральные затруднения, поскольку практически безоговорочно считалось, что все возможное с клинической точки зрения было приемлемо и с точки зрения этики. Врачи редко когда интересовались мнением пациентов о лечении, а те еще реже брались его высказывать сами. Убеждение, что «врач знает лучше», было настолько распространено как среди врачей, так и среди пациентов, что стало общепринятым, однако после Второй мировой войны долго не продержалось. Отвращение к роли врачей в нацистской Германии, которые экспериментировали над беззащитными пленными и убивали их, привело к укреплению кодексов медицинской этики, и во второй половине двадцатого века, равно как и в двадцать первом веке, вера в полную правоту врачей все больше ставилась под сомнение растущей осведомленностью о правах отдельных лиц и меньшинств.