— И что же, вы с тех пор не живете с отцом?
— Нет, не живу. Когда он был в больнице и в первые недели после его возвращения я приходила, чтобы убрать квартиру. А потом… в общем, я не захожу, — сказала она, тяжело вздохнув.
— У вас есть ключи от его квартиры?
— Пожалуйста, вот они, возьмите их, может быть, они пригодятся, ведь отец все время сидит взаперти и почти не выходит из дому. Именно с помощью этих ключей нам удалось в последний раз попасть туда, чтобы увезти папу в больницу. Меня больше всего беспокоит, что он почти ничего не ест.
…Воспоминания настолько захватили меня, что я почти не слышал разговора, который поочередно вели с Ильей Львовичем то Антон Алексеевич, то Николай Степанович.
— Нет, только не больница, — вскочив со стула, закричал Коваленко. Затем он бросился в соседнюю комнату. Через открытую дверь было видно, что Илья Львович сел на кровать и сунул руку под подушку. Нетрудно было понять, что разговор приобрел нежелательный оборот.
— Ну так что же делать будем, коллеги? — обратился я к спутникам почти шепотом. — Если верить словам дочери, то у Коваленко там топор.
— Только этого нам не хватало, — вставая со стула, проговорил Хаитов.
— Присядьте, Николай Степанович, — сурово остановил Хаитова Антон Алексеевич. — Ведь вам больше, чем кому-либо, известно, что сейчас идти к больному не только не следует, но и опасно. Подскажите лучше, как поступить.
Николай Степанович присел и, обхватив ладонью лоб, тихо проговорил:
— Вы тысячу раз правы. Это у меня получилось машинально. Нам следует сделать вид, что ничего серьезного не произошло. И, хотя следует быть настороже, мы должны принять веселый непринужденный тон. В противном случае Илья Львович может подумать, что мы затеваем против него что-то недоброе.
Трудно сказать, сколько времени провели мы в разговорах, прежде чем услышали, что Коваленко встал с кровати и направляется к нам. Еще раньше я заметил, что Антон Алексеевич периодически посматривает в висящее на стене напротив двери спальни зеркало, наблюдая за поведением больного. Сейчас, взглянув на Константинова, на его спокойное лицо, я понял, что Илья Львович идет к нам «с пустыми руками».
— Присаживайтесь, — как ни в чем не бывало веселым голосом произнес Николай Степанович, обращаясь к Коваленко, когда тот появился в дверях. — А вы не могли бы нам чаю согреть?
— Почему не могу? Только угостить вас мне нечем, — тихо произнес Илья Львович. — Сам-то я мало ем.
— А я сейчас в магазин сбегаю, — предложил врач-психиатр. Он встал и, сказав, что скоро вернется, решительно вышел из квартиры.
Вернулся Хаитов вместе с Ириной Ильиничной, дочерью Коваленко, которая помогла Николаю Степановичу быстро накрыть на стол.
К концу нашего ужина, во время которого Коваленко выпил только стакан чаю, мы были почти друзьями. Больной не только стал спокойно разговаривать с нами, но и согласился, чтобы мы его осмотрели.
Когда Коваленко снял рубашку, мы были поражены, насколько он был истощен. Как говорят, это были кожа да кости. Кое-где на бледной с восковидным оттенком коже имелась мелкая сыпь. Движения Ильи Львовича были вялыми, мышцы дряблые, пальцы рук, когда он застегивал воротник рубашки, дрожали. Оставлять его в таком положении было опасно, он мог погибнуть от истощения. По-прежнему были неизвестны и причины заболевания.
Мы провели в квартире Коваленко еще несколько напряженных часов, прежде чем уговорили его добровольно лечь в нервное отделение больницы.
…Несколько месяцев тому назад я видел Илью Львовича Коваленко в театре вместе с дочерью и зятем. Наш больной значительно пополнел за последнее время. Вся семья давно уже переехала в новый дом, мимо которого мне приходится ежедневно ходить на работу.
— Деда, деда… Бросай мне! — иногда слышу я звонкий мальчишеский голос на детской площадке, обсаженной вокруг зеленым кустарником. С умилением смотришь, как дед и внук задорно и весело играют в мяч. А ведь недавно… Да впрочем, зачем вспоминать об этом снова? Однако однажды вспомнить пришлось, так как в тот день мне не удалось пройти незамеченным и Илья Львович окликнул меня по имени-отчеству. Я остановился. О многом мы говорили тогда: о здоровье, о времени, которого не всегда хватает, о вечной проблеме — недисциплинированности детей. Спросил Илья Львович и о причине своего заболевания.
Как вы помните, Илья Львович страдал заболеванием желудка и принимал поваренную, то есть обычную столовую соль в довольно больших количествах. Еще во время войны кто-то посоветовал ему так делать. У нас на Урале почвы и растения содержат значительно меньше, чем обычно, некоторых микроэлементов, в частности, йода. Этим и обусловлено то обстоятельство, что здесь чаще встречается зоб — заболевание щитовидной железы. Чтобы предупредить его, соль, которая поступает для продажи населению, насыщается в небольшой степени йодом в виде йодистого калия.
Читать дальше