Дмитрий Соколов - Снадобье викингов

Опять мы у дома нашего больного. Встает новый вопрос, как входить — всем вместе или поодиночке.

— Пошли все сразу, — говорю я и решительно направляюсь к квартире. Поворачиваю осторожно ручку двери, и… даже не верится, что она открывается.

На пороге нас встречает уже немолодой худощавый мужчина, одетый в полосатую пижаму. Останавливаемся в нерешительности на пороге.

— Прошу, — чуть хрипловатым голосом говорит больной и показывает на дверь комнаты.

Только когда мы прошли туда, мне, наконец, удалось хорошо рассмотреть Илью Львовича. Обращает на себя внимание бледность. Кожа тонкая, сухая, имеет восковидный и синюшный оттенки. Через ее покровы на кистях просвечивают кровеносные сосуды, пальцы рук дрожат. У него вид человека, не спавшего много ночей подряд. Быстрым взглядом, с плохо скрываемой подозрительностью и боязнью, Коваленко с ног до головы рассматривает каждого из нас. Садимся. Хотя Илья Львович находится на значительном расстоянии, он сразу отодвигается, как только кто-нибудь из присутствующих приближается или даже наклоняется в его сторону. Вся его поза, характер поведения показывают, что он собран в единую стальную пружину. В первое время мне даже стало жутко, появились сомнения, стоило ли приходить в этот дом.

Я перебирал в памяти все, что знал о больном.

…В тот день в часы приема граждан по личным вопросам зашел наш главный психиатр и предупредил меня:

— Вы извините меня, Дмитрий Константинович, но у вас, как я заметил, идя по коридору, ожидает очереди на прием женщина. Я хотел бы сказать о ней несколько слов до того, как она зайдет. Это Ирина Ильинична Коваленко.

— Вероятно, она представится сама? — шутя ответил я Николаю Степановичу.

— Но она может не сказать вам, что уже не один день ходит по различным организациям и требует принудительного направления на лечение в психбольницу или психоколонию своего отца, так как он-де опасен для окружающих.

— А что, разве такая мера отменена? Может быть, это действительно необходимо?

— В том-то и дело, что нет, — с некоторым возмущением произнес Хаитов. — Я дважды осматривал этого больного при консультативных выездах в психбольницу и выписывал его оттуда, так как он был совершенно здоров.

— Это довольно занятно! В таком случае прошу вас остаться при нашем разговоре. Однако я одного не пойму: как могли врачи-психиатры давать направление на лечение, да еще в психбольницу, совершенно здоровому человеку?

— В поликлинике, обслуживающей район, где проживает Илья Львович, нет психиатра. Прием больных ведет молодой невропатолог Соломейцева. Она дважды и направляла Коваленко в больницу в течение последних полутора-двух лет.

— Допустим, это так, и молодой врач, да еще и не специалист, не разобралась достаточно полно в диагнозе заболевания. Что же писали дежурные врачи в истории болезни, когда принимали Коваленко в областную психиатрическую больницу? Почему они не отправили «вполне здорового человека», как вы говорите, обратно домой?

— Дмитрий Константинович, он вполне здоров психически, хотя с его нервной системой в действительности что-то происходит.

— В общем, останьтесь, послушаем вашу «протеже». Антон Алексеевич, — сказал я, обращаясь к своему инспектору, — пригласите Коваленко.

Ирина Ильинична говорила громко, много и убедительно. Мои просьбы говорить тише и медленнее успеха не имели. Из того обилия слов, обвинений и упреков я понял одно: ее отец страдает тяжелым психическим заболеванием, отказывается от пищи, по ночам бредит, вскакивает и с топором в руках ходит по комнате, опасаясь, что кто-то может его убить и ограбить. Даже ночью он держит топор под подушкой. В последнее время он почти не спит, очень страдает от головной боли, у него периодически бывает рвота. Правда, он и раньше жаловался на расстройство кишечника и лечился, принимая раствор соли. Первое время после возвращения из больницы он чувствовал себя неплохо, потом состояние здоровья вновь ухудшалось. В последние дни он не пускает в дом даже ее, дочь, обвиняя, что она приходит, чтобы что-то украсть у него. Она горько зарыдала.

— И давно это так? — спросил я посетительницу, подождав, пока она спрячет в сумочку зеркало и носовой платок.

— Как только я вернулась из отпуска — это было в прошлом году. Я ездила отдыхать на Кавказ. Отец оставался один. В первый же вечер он мне устроил такой скандал, что я вынуждена была уйти жить к подруге, а потом подыскала и сняла квартиру.