Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Мы от души рады в день 90-летия пожелать автору книги „Удлинение жизни и активная старость“, единственному из ряда русских и советских исследователей проблемы старения, сумевшему в эпоху войн и революций остаться активным „долгожителем“ — на примере всей своей жизни продолжать утверждать основной вывод своих работ о ведущей роли социального фактора в проблеме „долгожительства“ — и продолжать дальше свои научные труды!»

Когда я думаю о моей жизни в 1959 г., то мне кажется, что главным отличием жизни в этом году от предшествующих лет было растущее сознание всё большей невозможности для меня непосредственного восприятия непрерывно изменяющейся окружающей действительности.

Определяющим условием в этом отношении была, прежде всего, полная потеря зрения. Она мешала мне участвовать в поездках на съезды, конференции, научные собрания. Не только экскурсии, но даже простые привычные прогулки становились просто невозможными для меня без провожатого. Особенно чувствительно было отсутствие таких прогулок в очень ранние утренние часы. Прежде, если по утрам почему-либо неудобна была прогулка по городу по отдалённым улицам, то в ранние часы (летом с 5–7 часов) я по привычке работал в саду и в огороде. Теперь это стало для меня невозможным, так как я не мог уже отличать сорняков от рассады, не мог оправлять грядки и клумбы, не мог подрезывать ветки и пр.

Оставалось, следовательно, по утрам пытаться заполнить время какими-либо домашними работами, либо настойчивым обдумыванием занимавших меня вопросов без возможности производить записи такого продумывания. Таким образом, происходила всё большая изоляция моя от широкого общения с людьми вообще и в частности с теми, на кого прежде постоянно распространялись мои педагогические воздействия, т. е. со слушателями, участниками проводимых мною занятий.

Естественно, что теперь даже простые встречи с прежними учениками, которые раньше казались обычным проявлением повседневной жизни и не привлекали к себе моего внимания и не оставляли более длительных следов в памяти, теперь вырастали для меня в гораздо более заметные события жизни. Вспоминаю, что летом 1959 г. я с большим удовольствием провёл беседу с группой студентов Ленинградского санитарно-гигиенического мединститута, проходивших практику при Пушкинской СЭС.

Между прочим, во время нашей беседы вошла приехавшая навестить меня Л. А. Брушлинская [398]. Разговор продолжался с её участием о разработке и изучении в 1959–1960 гг. проблемы общей заболеваемости и о возможности использования результатов этой разработки для направления оздоровительных работ СЭС.

Другая возможность общения со студентами того же Санитарно-гигиенического мединститута возникла в октябре 1959 г. во время их встречи со мною, как старейшим из живущих в Ленинграде гигиенистов. Встреча была организована студенческим научным обществом (СНО). Ко мне приехали студенты 5-го курса и просили меня провести беседу о восстановлении на санфаках чтения лекций по социальной гигиене и санитарной статистике вместо предмета «организация здравоохранения». Правление СНО желало также, чтобы я рассказал об истории возникновения в Институте в первый период после Октябрьской революции кафедры социальной гигиены, а также о моём участии в разработке материалов по демографической статистке новейшего периода.

Во время довольно длительного путешествия на машине из Пушкина до Мечниковской больницы водителю пришлось менять колесо, и я опоздал на заседание СНО более чем на час. Как мне сказали, какая-то часть собравшихся слушателей разошлась. Однако всё же большой зал институтского клуба был достаточно заполнен. Мне доставила большую радость встреча с собравшимися для участия во встрече со мною профессорами профилактического цикла.

В приветствии мне было много благожелательных преувеличений относительно непосредственного моего участия в первые годы существования Психоневрологического института, а затем в период ГИМЗа и 2-го ЛМИ и в строительстве самого этого Института, а также кафедры социальной гигиены. Это заставило меня дать более точную справку о посильном скромном моём участии в разные периоды строительства Института и его организации.

После двухчасовой беседы я ответил на вопросы, заданные некоторыми из числа собравшихся студентов, причём я получил подтверждение того, что геронтология стала новым «модным» вопросом. Вопрос о геронтологии и гериатрии содержался в нескольких записках.