Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Так проходило время в клинике пока, наконец, не был назначен день моей операции. Во время самой операции после первой её стадии — иридэктомии — проф. Тихомиров признал необходимым перенести вторую стадию, то есть самое извлечение катаракты на более отдалённый срок. После тяжело перенесённого мною послеоперационного периода я воспользовался согласием Павла Ефимовича на продолжительную отсрочку второй стадии операции и вернулся из клиники домой.

В 1959 г. значительное место в моей жизни занимала переписка и общение с рядом лиц, приезжавших ко мне в связи с моим девяностолетием. Ко мне обращались то с запросами о получении от меня более или менее полного списка моих работ, то с просьбой сообщить те или иные справки о моём участии в разных этапах развития санитарно-гигиенической деятельности, в осуществлении планов различных изданий, в строительстве и в работе учреждений здравоохранения.

Пожалуй, на первом месте среди воспоминаний об этой стороне моей жизни в 1959 г. справедливо будет поставить личное знакомство и последующую активную переписку с профессором С. С. Каганом [394]. Ещё в начале года, во время проходившей в Ленинграде конференции по истории медицины, С. С. Каган навестил меня в Пушкине и высказал желание получить от меня материалы о моей общественной и научной деятельности, т. к. украинские организации и Украинское общество историков медицины поручили ему составить очерк моих работ в связи с 90-летием жизни и 65-летием деятельности, исполнявшимися в конце 1959 г.

Я вообще всегда был отрицательно настроен ко всякого рода чествованиям и юбилейным торжествам. И на этот раз я не преминул сказать об этом моём отрицательном отношении Кагану. Однако тот возразил, что, совершенно независимо от моего желания или нежелания, люди, изучающие историю развития советского здравоохранения, вправе ожидать не затруднений, а скорее помощи в их работах и исследованиях. Во всяком случае, я обещал, что постараюсь быть, в чём могу, полезным в их работе — предоставлением имеющихся в моём распоряжении сохранившихся материалов, записей, оттисков и списков моих работ.

С. С. Кагана я знал, как по его печатным работам (в частности, по его пособию на украинском языке по социальной гигиене), так и по встречам с ним на съездах и конференциях. В 1950 г. он выступил оппонентом мне при обсуждении моего доклада об итогах 25-летней деятельности Ленинградского отделения, в котором я был в течение всего 25-летия председателем. Не могу сказать, чтобы у меня оставались особенно приятные и располагающие впечатления от этих встреч. Но теперь в личной продолжительной беседе передо мною выступали иные черты личности, ранее не остановившие на себе моего внимания. Особенно мне было приятно слышать от С. С. Кагана очень благожелательные и согретые большим пониманием и отзывчивостью рассказы его о С. Н. Игумнове.

Говоря о С. Н. Игумнове, С. С. Каган обнаружил особую чуткость к пониманию тех трудностей, которые стояли перед тем в первый период становления советского здравоохранения. По моей просьбе С. С. обещал выслать мне написанную и изданную благодаря его содействию историю развития земского санитарного дела в девяти украинских губерниях. Обещание своё он аккуратно выполнил.

Нужно сказать, что в благодарность за присылку неизвестного мне раньше исторического труда о развитии земской медицины на Украине, я, в свою очередь, послал не только полный список моих работ, но и ряд оттисков некоторых из них. Одновременно я просил С. С. посмотреть в украинских библиотеках соответствующие главы моих «Очерков земского врачебно-санитарного дела», чтобы правильно представить себе иной подход к истории развития врачебно-санитарного дела у меня (на основе исчерпывающе полного статистического учёта учреждений и их деятельности) и у Игумнова, с особой полнотой прослеживавшего степень правильности взглядов у руководящих деятелей земской медицины в каждой губернии.

Однако я не смог послать С. С. мою книгу о долголетии и деятельной старости. Ни одного свободного экземпляра этой книги у меня не осталось. А переиздание её являлось лишь моим «pium desiderium» (благочестивым желанием). Но я рад был возможности послать имеющийся у меня экземпляр моей книги о волостном благоустройстве, изданной ещё в 1926 г.

Зато мне пришла мысль послать С. С. Кагану для прочтения и возврата затем мне рукописи первого тома моих записок и воспоминаний о пройденном жизненном пути. Очень скоро я получил ряд писем по поводу их от С. С. Кагана. В них я нашёл самое тёплое дружеское внимание и понимание, в которых, в конце концов, нуждается всякая человеческая деятельность.