Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Это, вообще, было сооружение, потребовавшее немалой затраты сил и труда. Такую же щель при соседнем доме сделал проф. Оранский. Весь пустырь от трамвайных путей до проходной завода «Светлана» был вдоль и поперёк изрыт подобными же «щелями», только гораздо более капитально устроенными силами рабочих завода «Светлана». Как только вой сирен возвещал воздушную тревогу, повсюду по радио раздавался приказ всем немедленно укрываться в бомбоубежищах и в «щелях». Когда обстрел из орудий и воздушные налёты стали постоянным явлением, выполнение приказа о пребывании в укрытиях приводило к полной дезорганизации всей жизни в городе. Всякое сообщение о прорыве к городу немецких бомбардировщиков сопровождалось приказом об остановке всего транспорта и перерыве всех работ, так как все загонялись в убежища и укрытия. Независимо от бомбардировки это уже само по себе приостанавливало и дезорганизовывало всякую деятельность населения.

Продвижение немцев в направлении Пскова и Ленинграда было неожиданно быстрым. Ещё неожиданнее оказалось почти внезапное занятие немцами Детского Села совсем уже рядом с Ленинградом. До начала сентября я несколько раз после рабочего дня приезжал в Детское Село, чтобы оттуда вместе с Е[катериной] И[льиничной] ехать на свидание с Иликом, находившимся тогда во временных казармах. Под казармы обращались школьные здания. Упражнения и военная подготовка проводились на полигонах, а к вечеру сформированные из добровольцев воинские части возвращались в отведённые казармы. На дворе школы мы ждали встречи с сыном. Двор был захламлён и завален кучами парт, школьных столов и другой утварью. 10 сентября билетов на проезд до Детского Села на вокзале уже не выдавали. Позднее я узнал, что в это время производилась спешная эвакуация из Детского Села санаториев и больничных учреждений. Екатерина Ильинична использовала предоставленный ей автотранспорт для вывоза всего оборудования и инвентаря детского санатория, но оставила на произвол судьбы всё своё личное имущество. Проехать в Детское Село уже было невозможно.

Екатерина Ильинична временно поселилась у Вишневских на ул. Восстания. К этому времени Илик был направлен в Военную электротехническую академию связи им. Будённого. Вместе с Екатериной Ильиничной я несколько раз навещал Илика в общежитии академии в октябре и ноябре до эвакуации этой академии из Ленинграда в Томск, а затем в Барнаул.

По мере продвижения немецких армий в направлении к Ленинграду и занятия ими его ближайших пригородов — Гатчины, Детского Села и др., всё более стихийно население совхозов и колхозов со своим имуществом и скотом на телегах и по железным дорогам спешно устремлялось в Ленинград. Это скопление населения вызвало расстройство во внутригородском транспорте и в снабжении продовольствием.

Трудности и лишения первой военной зимы в Ленинграде после его окружения, блокады немцами нашли достаточное отражение в приведённых выше выдержках из моих записей и дневников. Уже в ноябре смерть от истощения, от голода казалась мне неизбежной. В связи с этим мне хотелось, пока ещё оставалось сколько-нибудь сил, привести в порядок важнейшие из работ, которыми в течение многих лет я был занят, и которые оставались неизданными. Для того, чтобы попасть на кафедру или на лекцию в Мечниковскую больницу (в павильон № 33) или на Очаковскую улицу, где я читал лекции студентам 4-го курса, приходилось проходить пешком более чем 10 километров (и столько же обратно). В общей сложности это требовало не менее 4–5 часов пешеходного марша. При дополнительной затрате на 1 час марша не менее 160–180 калорий, это означало в энергетическом балансе необходимость покрытия дополнительных 600–800 калорий или в переводе на хлеб — дополнительных не менее 300–400 граммов хлеба, а вся выдача по первой категории составляла только 250–300 граммов хлеба в сутки. Это не могло обеспечить даже основного энергетического баланса.

В результате уже к середине декабря преодоление пешком всего пути стало не под силу. В это время уже приходилось быть свидетелем нередких случаев, когда по дороге падал пешеход (преимущественно это случалось с мужчинами), и оставался затем лежать мёртвым. В силу ослабления сердечной мышцы от общего упадка питания обморочное состояние переходило в смерть. При возвращении пешком домой 19 декабря в морозный вечер первый раз за это время я почувствовал головокружение и на время потерял сознание. Придя вскоре в себя и отлежавшись на снегу, я всё же благополучно дошёл домой через несколько часов. Но после этого, в связи с массовыми случаями смерти пешеходов в пути, пришлось более серьёзно отнестись к развившейся у меня резко выраженной аритмии пульса, сильнейшему исхуданию (потеря более 20 кг веса) и весьма значительному отёку голеней. Всё это, в связи с моим возрастом — 72 года — и некоторым появившимся подсознательным страхом перед большими пешими переходами заставило меня оставаться дома.