Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

От напряжения при стремлении удержать равновесие и не свалиться в рытвину появилась невыносимая боль и судороги в мышцах. Может быть, от переохлаждения в нетопленой комнате во время заседания Учёного совета — сильные боли в пояснице, в плечах и суставах.

16 декабря. Состояние и самочувствие настолько тяжёлое, что не было уверенности, что смогу добраться на лекцию. Однако, пересиливая нестерпимые боли, по скользкой дороге, в 10 часов отправился к трамваю, а затем изрядное расстояние пешком до Лаборатории коммун[альной] гигиены на ул. Мира. Лекцию с 11 до 13 часов провёл без особых затруднений.

По телефону Зиночка сообщила о новых задержках в решении вопроса об издании книги моей о старости. Теперь какому-то новому Петрушке не нравятся таблицы. Это до такой степени надоело, что я по телефону просил кромсать сколько им захочется, в меру их глупости и заячьего испуга. Всё равно книга не выйдет. Явится ещё новый дурак, глупее предыдущего. Конца этому не видно. С большими болями добрался до № 30. Был в б[ольнице] Либкнехта. Из-за артобстрела домой попал только в половине 5 вечера.

17 декабря. Попробовал применить систему «клин клином вышибать»: невзирая на боли в пояснице носил и колол дрова. Боли намного усилились. Целый день домашнее прозябание в одиночестве. Самообслуживание. Сон с перерывами. Боли то усиливаются, то, как будто, немного легче. Самочувствие пакостное. Сильное общее недомогание. Целый день обстрел. Тяжела полная оторванность — без телефона, без радио.

18 декабря. С отчаянием и ужасом перед беспредельной человеческой презренной подлостью и низостью читал показания низведённых до уровня гадов немецких убийц (на Харьковском процессе). Прав Л. Н. Симановский, что назвать их зверями — значит оскорбить зверей. Звери, собаки — это образцы недосягаемо высокой нравственности по сравнению с ними, но как слабо написал об этом допросе Ал. Толстой. Неужели не найдётся достаточно знания и красок, чтобы заклеймить на века эти Каиновы деяния перед всем человечеством. Удивительно, что на допросе не было задано ни одного вопроса для показа Каинова характера этих палачей. Слыхали ли они в детстве о том, что такое нравственный закон, слыхали ли, что было Христианство, Христово учение, что были Гёте, Шиллер, Л. Н. Толстой и пр.? Есть ли у них братья, сёстры, дети, мать? Шевельнётся ли у них какое-либо чувство или человеческий инстинкт при мысли, что их мать, их ребёнка убивают на краю могилы? Их ответы могли бы помочь поднять обвинение на высоту шекспировских трагедий, придать ему характер обвинительного приговора от лица человечества, его истории на протяжении тысячелетий.

19 декабря. Весь день, как и всю ночь, по временам очень интенсивный, но временами затихающий артобстрел города. Иногда дрожат стены, звенят стёкла.

28 декабря. Всё утро приводил в порядок хозяйство. Перенёс в кладовку дрова, очистил от лишних ящиков комнату, унёс мусор, нарастил снизу клетку для петуха и пр. Потом крайне тяжёлое путешествие. Обстрел. Ток выключен. Усталый, больной, подавленный вернулся по скользкой дороге в полной темноте домой.

30 декабря. Утром общее сильное недомогание. Редактировал статью. В Горздраве просматривал материалы о вензаболеваниях. На пути из Горздрава упал и сильно ушибся (позвоночник, крестец). У Екатерины Ильиничны начал писать обзор демогр[афических] нач[альных] материалов за годы войны. Артобстрел помешал отъезду. Только позднее уехал в Лесное. На «Полоске» был встречен обычным потоком незаслуженных упрёков. Мучительно тяжело и обидно. Чувствую себя совсем больным. С усилием добрался в холодную нетопленую комнату. Впереди только такая безотрадная перспектива. Ночью написал текстовые обзоры за ноябрь и за 2-ю декаду декабря.

1 января. Новый год встретил у Зиночки на Михайловской. У меня тяжёлое недомогание. На душе буднично. Мои новогодние пожелания те же, что и в прошлом году: возврат к жизни, свободной от осады. Полное изгнание оккупантов, суровый суд над гитлеризмом и его носителями, а лично для меня: издание книги, свидание с Иликом, Лёлей и Лидинькой, сохранение работоспособности, летом побывать у Жени.

Просмотр записей в последней тетради за 1943 год оставляет впечатление бессилия моего выполнять задания, которые я перед собою ставлю. Из всей их массы всё же можно оставить в поле зрения некоторые и на 1944 год: 1. Использовать в качестве материала для отдельных статей дополнения к книге о старости (о Толстом, об изменении структуры причин смерти). 2. Написать о С. И. Перкале и организовать заседание, посвящённое его памяти, на кафедре. 3. Написать о значении режима занятости для больных (трудотерапия). 4. Написать «Благоустройство сельских лечебных учреждений». 5. Общий обзор (текст и графики) санитарно-демографических показателей по Ленинграду за 1940–1944 гг. 6. Состояние стационаров и стационарной помощи по отчётам больниц за 1943 г. и по однодневным учётам 1942–1944 гг. 7. Развернуть в текстовом обзоре материалы по истории организации здравоохранения, собранные мною на кафедре 2-го ЛМИ.