Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

21 сентября. Продолжал весь день работы по уборке овощей. Была комиссия по осмотру нашего дома на слом. Одна за другой рвутся нити, связывающие меня с жизнью. Этой беды мне не пережить.

24 сентября. Весь день прошёл под грохот от слома Богдановского чёрного североскандинавского замка. Работал по уборке довольно скудных остатков урожая корнеплодов. Значительную часть изгрызли мыши, другую часть — разворовали. Собрал ещё ведро моркови, ведро репы и ведро мелкой свёклы. Бессмысленная вредительская система слома большого деревянного дома — ещё не съехали жильцы и не свезена вся мебель, в окнах — во весь проём зеркальные стёкла, в доме — дорогие дверные, оконные, печные, санитарные приборы, а крышу уже пробили и варварски рушат и крушат трубы, рубероид, разные балки.

25 сентября. С утра убирал срубленные деревья рябины. С рябиной целая эпопея. Голодный запрос на ягоды. Невыносимо унизительна необходимость постоянно стягивать и гнать с деревьев женщин, постоянно устремляющихся на рябины, как раньше это проделывали свиристели, дрозды, рябинники и галки. Затем собрал большое ведро свёклы. Подготавливал к пересадке малину.

7 октября. С 11 до 14.30 Горздрав, научное бюро санит[арной] статистики. Обсуждение моего доклада о постановке изучения динамики демографических показателей в период войны. Решено созвать общее собрание Об[щест]ва гигиены. С 14.30 — 2-й ЛМИ до 17 часов. Домой вернулся в 8.30 вечера. От Илиньки чудесное письмо — вполне ответственного советского гражданина в беспредельно ответственное время.

9 октября. Целый день один на «Полоске». Осенняя уборка. На чердаке зашивал фанерой разбитые окна. Визит «уполномоченного» милиции. Всё обнюхивает, осматривает, ищет, а может быть это манера гоголевского городничего для активного воздействия на «преступления».

10 октября. Полдня ожидал возможности сесть в № 20, потом поехал в Озерки (своеобразная картина осени и разрушения, чудесный ландшафт) и только к 16 часам добрался до Финляндского вокзала. Домой попал наполовину пешком (аварии трамвая), измученный, усталый. Дома — безжалостно холодная атмосфера. На душе беспросветно серо. Сыро, холодно…

11 октября. Пока недостаточно светло утром — возился с колкой дров и заготовкой в сарае растопок.

29 октября. Один, как перст, на «Полоске». Холодно. Часа два отняла готовка из овощей и тушёнки супа с добавкой рябины, свёклы и нескольких сухарей. Насытился. А дела столько, что если бы была не одна, а две головы, и не две — десять рук, а часов, пока светло, не 5 (c 11 до 16.15), а вдвое больше — всё равно всего не переделать, самоугрызение.

В 18 ч[асов] прошёл через «городок бараков» на Лахт[инской] ул. (по пути за хлебом). Сплошное разрушение на топливо для в[оинской] части. Для скорейшего разрушения — механизация, вороты, стальные тросы. Остался лес стояков. Жутко смотреть.

2 ноября. С 15 до 17.30 — состоялось заседание Гигиенического об[щест] ва. Моё вступительное слово посвящено было памяти умерших с конца 1941 г. членов О-ва (К. О. Шашев, С. И. Перкаль, А. А. Ашахмин, А. А. Садов, проф. Волжинский) Добавлены сведения о смерти проф. 1-го и 2-го медицинских институтов Полякова; какие-то глухие, тревожные слухи о В. А. Углове. Затем минут 45 мой доклад на тему о демографической проблеме, порождаемой войной, и доклад Е. Э. Бена «Итоги лечебно-профилактической деятельности Ленинградского] здравотд[ела] за год войны». Присутствовали всего 20 лиц, но кроме Бена — это всё более или менее новые для Гигиен[ического] об[щест]ва люди и привычных участников наших заседаний не было. Одни, видно, находятся на фронтах, а многих нет уже в живых. Вышел после заседания с Евс[еем] Эм[ануиловичем] Беном. Он незлобивый, дружелюбный, милый человек. Свою душевную мягкость старается прикрывать иронией и шуткой. Настойчиво убеждал меня взять у него полкилограмма хлеба, так как по пути он в лавке взял на два дня 1 килограмм.

Огорчает меня безнадёжное отсутствие душевной чуткости, раздражённость Любочки. С нею связывались у меня надежды на развитие её природной одарённости не в сторону банального эгоистического переживания, а в направлении чуткости к людям, тонкости и отзывчивости на их запросы. С 1 часа ночи до утра мучительное томление. Угнетает отсутствие света. Перебрал мысленно все возможности на ближайшие месяцы. Прихожу к тяжёлому заключению о трагически неизбежном конце. Никаких шансов пережить шесть месяцев холода, голода, темноты, беспросветности, пустоты вокруг [320].