Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

По многу часов, пока Екатерина Ильинична была занята амбулаторным приёмом, сидел я на высоком обрывистом берегу реки, за которой расстилалась мягкая весенняя зелень луга, видны были избы ближайшей деревни.

Я был не один. Тёплое солнце ласкало моего уже полугодовалого сына, которому я срывал ветки ивы с распустившимися нежными листочками и пушистыми «котиками». Он уже начинал улыбаться, а срываемые для него ветки, листья и цветки пока что, увы, развлекали только меня.

Другой мой приезд в Бородино состоялся в начале июня. За два-три месяца жизненные проявления тогда уже девятимесячного сына значительно расширились и сделались гораздо более оживлёнными и интенсивными.

Памятен мне отъезд из Бородина в июле. Рано утром опять вышел я на Бородинское поле. Опять перед моими глазами, вблизи и на километры вдаль высились памятники великого Бородинского сражения. На станции узнал, что поезда на Москву со вчерашнего дня не было, что попасть на него очень трудно, много пассажиров на станции ждут уже целые сутки. Но мне, во что бы то ни стало, нужно было возвращаться в Петроград, так как истекал срок моей командировки. Я набрался решимости как-либо попасть в поезд. Однако решимость эта не привела ни к каким результатам. Когда поезд остановился, миновав станцию, я успел добежать до него и даже пробежать вдоль всех вагонов, но все они, все ступеньки были плотно забиты людьми. Все эти счастливцы, едва державшиеся на ступеньках, были глухи к мольбам и просьбам пропустить в вагон. Да и куда в вагон, когда там людям стоять тесно и двинуться невозможно! С отчаянием смотрел я на удалявшийся состав с висящими на ступеньках и плотно заполнившими проходы людьми. Что было делать? Возвращаться обратно? После переговоров со станционными служащими я узнал, что есть надежда на прибытие внеочередного теплушечного состава. В течение нескольких часов прогуливался я подле станции, подсаживался к группам таких же, как и я, чающих появления поезда. Наконец он появился. Раздвижные двери во всех вагонах были закрыты. Попытки открыть их были безуспешны, изнутри их удерживали люди, плотно, до отказа заполнявшие теплушки. Кое-как мне удалось, несмотря на сопротивление, просунуть руку в слегка раздвинутую в одном вагоне дверь и с огромными усилиями подняться. Поезд уже начинал двигаться, и я умолял впустить меня. Откуда-то из глубины вагона раздался неожиданно голос, называвший меня по имени и отчеству, и твёрдо, решительно требовавший впустить меня в вагон. По голосу узнал меня оказавшийся в толпе пассажиров Артемий Яковлевич Закс, замечательный педагог, зам. директора Лесновского коммерческого училища, хорошо знавший меня как председателя родительского комитета. Как мог узнать Артемий Яковлевич мой голос, хотя в течение двух-трёх лет мне не приходилось с ним встречаться? Как могла у него появиться мысль обо мне здесь, вдали от Петрограда? Для меня это и сейчас представляется непостижимым. Как бы то ни было, только благодаря этой сверхъестественной случайности я доехал до Москвы, а оттуда, хотя и с опозданием на два дня, добрался до Петрограда.

Осенью Екатерина Ильинична переехала в Петроград. Остановилась у сестры. Илику уже было больше года. Я помогал носить его в консультацию для обеспечения ему карточки на получение молока. Стойко преодолевая все трудности тогдашнего положения, Екатерина Ильинична переехала ещё до наступления зимы в Старый Петергоф, где приняла на себя заведование детской инфекционной больницей. В отдельном небольшом деревянном домике при больнице была квартира для врача.

Нелегко было добираться из Лесного до Балтийского вокзала, а затем до станции Старый Петергоф. Я проделывал этот путь каждую неделю, оставался обычно с Иликом все праздничные дни. У меня сохранилось несколько тетрадей с наблюдениями за развитием «второй сигнальной системы» у Илика (на втором и третьем году жизни) и за первыми признаками зарождения складывавшейся его человеческой личности.

Когда выпал снег, я смастерил самодельные санки (купить или заказать в то время было невозможно). Не без опаски садился сначала Илик в этот «экипаж», но затем превозмог свою робость, привык и всякий раз, когда я приезжал, мы отправлялись с ним в отдалённые, иногда многочасовые и рискованные прогулки: к Бобыльску и взморью, или в занесённый снегом парк, к пустовавшему Английскому дворцу.

В марте 1921 г. Екатерине Ильиничне с Иликом пришлось в течение почти двух недель пережить полный перерыв сообщения с Петроградом, совершенный отрыв от всех близких людей и все ужасы фронтовой обстановки во время ликвидации Кронштадтского восстания. Снаряды морских линейных кораблей и кронштадтских батарей в течение нескольких дней проносились над больницей, в которой на это время приютилась Екатерина Ильинична с сыном. От разрыва снарядов были разбиты все оконные стёкла. В помещениях гулял ветер, было холодно, жутко. Только после окончательной ликвидации кронштадтской эпопеи восстановилось движение поездов, и мне удалось приехать в Старый Петергоф.