Захарий Френкель - Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути

Басов организовал специальные команды, которым было поручено систематически уничтожать склады и запасы вина. Он был без шашки, но с камышовой палкой в руке, на которую он опирался, так как прихрамывал на одну ногу. В это время из магазина вышли несколько солдат. Он подозвал их и, не повышая даже голоса, скомандовал «Смирно!», после чего приказал первому в ряду вывернуть карманы. Оттуда вывалилось несколько часов. — «Снимай рубашку!» За пазухой оказались взятые в магазине дамские чулки, сорочки и пр. «Снимай штаны! Ложись!». Басов передал свою палку ближайшему к нему солдату и приказал бить ею лежащего.

Я ушёл вперёд, чтобы не видеть этой отвратительной, унизительной сцены. Она длилась долго. Эта процедура была проделана по порядку со всеми четырьмя задержанными солдатами. Такой «отеческий» метод полковник Басов применял многократно, пока не наладил сторожевое охранение и не ввёл военные патрули. При встрече со мною, видя, очевидно, моё негодование, он спокойно сказал: «Я должен был за мародёрство отдавать под трибунал или расстреливать на месте. Я вышел из положения, как мог».

С данными мне помощниками я обошёл ряд улиц близ водопроводной станции, проверил, закрыты ли краны. Затем мы приступили к осмотру самой станции. В машинном отделении выяснилось, что из артезианской скважины вода поднималась при помощи эрлифта, но воздушный компрессор бездействовал. Он приводился в движение газовым мотором, а газа в газгольдере не было. Газовый завод, составлявший с водопроводом единое предприятие, был остановлен. Печи, подогревавшие реторты для отгонки газа, были погашены. Мы поднялись по винтовой лестнице наверх. В водопроводной башне я натолкнулся на какие-то загадочные немецкие козни. Верхнее отделение башни было забито соломой. Поверх толстого слоя соломы горела длинная свеча, нижний конец которой был вставлен в солому. Очевидно, когда свеча догорела бы до соломы, та должна была бы загореться.

Мы немедленно загасили свечу, тщательно осмотрели все закоулки, нет ли там ещё каких-либо следов злоумыслия, затем заперли своим замком вход в башню. После нескольких часов обследования я убедился, что моих технических знаний не хватает, чтобы пустить в ход газовый завод и газомотор. Я отправился в штаб и подробно доложил обо всём обнаруженном на водопроводе. В штабе я узнал, что, оставляя свечи в соломе, немцы уже вызвали пожары в разных концах города. Густой чёрный дым с чердаков домов, видный издалека, служил сигналом и ориентиром для артиллерийских обстрелов, проводимых противником.

Вечером того же дня я стал свидетелем неожиданной сцены нарушения дисциплины солдатами. Когда в девять часов вечера по обычному сигналу трубача солдаты собирались на вечернюю молитву, и послышалась команда снять шапки, в нескольких местах слышались брань, пьяные возгласы. Солдаты оставались в шапках. Было немало пьяных. За нашим госпиталем в спуске к реке были установлены орудия мортирного батальона. Ночью нам начали непрерывно подвозить из расположения стоявших впереди полков раненых. Это была страшная ночь. Хирург целую ночь и утро следующего дня без отдыха производил сложные операции: ампутировал конечности, тампонировал после соответствующих полостных операций. Мы, другие врачи (включая меня), делали перевязки, промывали раны, ассистировали при операциях. Все кровати оказались занятыми. Пришлось класть раненых во дворе.

В довершение всего у нас по-прежнему недоставало воды. Начался обстрел. Рвались шрапнели, и это затрудняло поднос воды из реки. По-существу, работа шла автоматически. Никакого приказа нам дано не было. Укладывая раненых во дворе, я видел, как мимо нас уходили отступающие войска. Везли орудия, шла пехота, наконец понеслась казачья конница. Во двор зашёл весь в поту большого роста какой-то офицер, судя по погонам — артиллерийский полковник, обратился ко мне, прося пить. Я показал ему на заполненный ранеными двор. «А что вы тут мешкаете?» — сказал полковник Бек. «А что же нам делать? Ведь мы никакого приказа не получали!» «Какой там приказ!» — ответил он. — «Ведь ночью все штабы ушли, не до вас им было. Грузите раненых и скорее уходите, пока сзади есть прикрытия».

Я немедленно доложил об этом дивизионному врачу Ларисову. Старик был не вполне трезв, однако сразу оценил положение, увидев уходящих мимо нас казаков. Полковник Бек, уходя, посоветовал уложить раненых в телеги, освободившиеся от мешков муки, привезённых ночью. Всё продовольствие было свалено в поле в кучи, мы уложили раненых в наши 32 носилочных повозки и в 193 телеги и двинулись из Сольдау по той же дороге, по которой неделю назад вошли в город. Был жуткий момент, когда показалось, что мы не сможем взять всех раненых и придётся нескольких наиболее тяжёлых оставить, а с ними и кого-нибудь из врачей. Раненые молили не оставлять их. Ларисов приказал бросить жребий, кому из нас, младших врачей, оставаться. Но в это время мы остановили несколько полковых повозок, ехавших по дороге. Я настойчиво потребовал, чтобы они заехали во двор и взяли раненых.