Михаил Шифрин - 100 рассказов из истории медицины

Тот рассказывал о жуткой восточноафриканской болезни, которая обезображивает и убивает детей. Эта злокачественная опухоль получила название лимфома Бёркитта. Среди прочего «хирург саванн» сказал, что в королевство Буганда она приходит в сезон дождей.

При этих словах Эпштейн заподозрил инфекционную природу опухоли, по аналогии с куриной саркомой. Сезон дождей – время бурного размножения переносчиков, кто бы они ни были: москиты, комары или клещи. Раз в обычный микроскоп Бёркитт не видел в гистологическом препарате ничего особенного, значит, возбудитель – не бактерия, а вирус.

Эпштейн запросил у африканских патологоанатомов образец лимфомы Бёркитта. Увы, под электронным микроскопом препарат выглядел банально, никаких вирусов. Пробовали культивировать неведомый возбудитель в куриных эмбрионах и на почечных клетках, как уже открытые вирусы полиомиелита или кори, – безрезультатно. Три года потратили впустую: уже африканские колонии получили независимость, правитель Буганды стал президентом суверенной Уганды, а Эпштейн все бился над своей гипотезой.

В декабре 1963 г. очередной образец везли слишком долго. Туман задержал прибывающий в Манчестер самолет почти на сутки, до вечера 5-го. Опухоль из Энтеббе, похоже, протухла по дороге: она плавала в мутной, дурно пахнущей жидкости. И все-таки аспирантка Ивонна Барр, которая готовила Эпштейну препараты, не вылила эту жижу. Она предположила, что муть вызвана размножением неведомых бактерий. Может быть, это они три года водили всех за нос.

Но муть создавали не бактерии, а вполне жизнеспособные раковые клетки, которые отделялись от края опухоли и пускались в плавание. Посмотрев на эти клетки в электронный микроскоп, Эпштейн сразу же заметил внутри них знакомые очертания герпес-вирусов. Поразительно: вирусы не губили клетки, в которых размножались, а, кажется, наоборот, помогали им расти и плодиться. Эпштейн так разволновался, что бросил микроскоп и выбежал на улицу: надо было прогуляться, чтобы голова снова заработала. Крупными хлопьями шел снег, успокаивая душу, и за полчаса смятение прошло. На смену ему явилась ужасная мысль: а вдруг электронный луч микроскопа сжег уникальный образец? Но вирусы чувствовали себя прекрасно. Их даже стало больше в поле зрения – не пять, а девять. Сомнений не было: это новый, особенный вид в семействе герпес-вирусов.

Как только не пишут его название: «вирус Эпштейн-Барра», «вирус Эпштейн-Барр», «вирус Эбштейна-Бара»! Все это неправильно. Эпштейн и Барр – два разных человека, а Барр еще и женщина, ее фамилия не склоняется. Оба заслужили место в нашей памяти. Они раскрыли тайну возникновения десятков болезней. Во-первых, инфекционный мононуклеоз, или поцелуйная болезнь, – целиком на совести ВЭБа. Во-вторых, самая распространенная опухоль среди китайских женщин, рак носоглотки, – тоже его работа, и это громадные жертвы. Синдром хронической усталости, как выяснилось, – не выдумка лентяев, а часто результат деятельности вируса Эпштейна – Барр. Как и системный гепатит, и рассеянный склероз. Не говоря уже об ангинах и герпесе.

Быть может, вирус Эпштейна – Барр – наш самый хитрый враг. Он умеет не губить клетки-хозяева, а сотрудничать с ними, да еще в разных органах. Досье на него пухнет день ото дня. Вменяют в вину и аутоиммунные заболевания, и рак желудка, и паркинсонизм. Следствие не закончено. Преступник гуляет на свободе, пока вакцина от него в стадии клинических испытаний. Но мы хотя бы знаем его в лицо.

Татьяна Никонова:«По неведомой причине» – да по ведомой: Айнстайн – Эйнштейн, Эммануэль Голдстайн – Голдштейн и т. д. Традиция русской транслитерации.

Ответ:Эйнштейн был в оригинале Айнштайн. Можно было применить к нему традиционную транслитерацию фамилий с языка идиш. Но вот менеджер «Битлз», его однофамилец, живший в 1963 г. с Эпштейном-вирусологом чуть ли не на соседних улицах, по-русски пишется Брайан Эпстайн и никак иначе.

Татьяна Никонова:Повезло чуваку, че.

13 января 1967 г. было опубликовано сообщение о том, что возбудитель смертельной болезни, поразившей людоедов форе, усиливается в организме каждого следующего поколения пациентов. Это было окончательное доказательство инфекционной природы заболевания, вызванного не микроорганизмом, не паразитом и не вирусом, а полезным белком, который по неведомой причине стал патогенным. Через 15 лет такие белки назовут прионами.