Михаил Шифрин - 100 рассказов из истории медицины

Ольга Пономаренко-Гощицкая:Земская статистика смерти по вариоляции?

Ответ:Да, земские врачи вели статистику смертности от всяких болезней. Если очаг оспы возникал неведомо откуда, завозной не было, значит, кто-то провел вариоляцию. Они и опросы проводили среди населения. Кроме того, была с николаевских времен служба оспопрививания по Дженнеру, где брали взятки: пугали молодых мам – прямо как нынешние антипрививочники, – что «ребеночка отравленным ножичком изведут», и за деньги соглашались вписать его в отчет, будто он привит. С этим безобразием земская медицина тоже научилась справляться. В конце концов, академик Михаил Акимович Морозов, которому и принадлежит идея искоренения оспы во всем мире (и который подсказал ее обоснование Виктору Жданову), был деятель земской медицины.

Maxim Chervyakov:Неудивительно, что людей уже за семь миллиардов. Осталось победить рак.

Ответ:А вот Александр Турбин, автор первой документальной книги об этой истории, пошел дальше. Он писал, что осталось победить смерть.

30 октября 1958 г. была впервые выполнена коронарография – рентгеновская визуализация артерий сердца. Делать ее не собирались, потому что считали опасной для жизни и не знали, зачем она вообще нужна. Сейчас это главный инструмент при шунтировании, баллонировании, стентировании, а в 1958 г. коронарография получилась нечаянно, когда пациенту по ошибке впрыснули контраст не туда. И доктор уже занес скальпель, чтобы вскрыть грудную клетку, но больной вовремя отдышался. И выжил, к счастью для миллионов инфарктников.

Коронарная ангиография – или попросту рентген венечных артерий, снабжающих кислородом сердечную мышцу, – показывает, есть ли сужения в этих артериях. Делать ее запрещали самые авторитетные врачи. Нобелевский лауреат Андре Курнан утверждал, что забитая атеросклеротическими бляшками артерия и так едва доставляет кислород к миокарду. А заполнишь ее контрастной краской, не содержащей кислорода, – тогда и вовсе конец. Опыты на собаках это подтверждали.

Поэтому больных с инфарктом на рентген не водили, а лечили постельным режимом и морфином.

30 октября 1958 г. кардиолог Кливлендской клиники Мейсон Соунс не собирался делать открытий в лечении ишемической болезни сердца. Он хотел оценить степень поражения митрального сердечного клапана у 26-летнего больного ревматизмом. Процедура проводилась под местным наркозом. Больной лежал на столе под рентгеновской трубкой. Катетер, оканчивающийся в аорте, был введен через плечевую артерию по Сельдингеру.

Под столом в яме сидел доктор с пультом управления рентгеном и кинокамерой, которая фиксировала изображение. Рядом с пациентом стоял ординатор Ройстон Льюис. Он изображения не видел, только нажимал по команде на дозатор-инжектор, впрыскивая в аорту контраст. Вот Соунс спустился в яму, включил трубку и камеру, закричал снизу «Инъекция»! И тут дрогнула рука не то у пациента, не то у ординатора, так что катетер сдвинулся на долю миллиметра и случайно ткнулся в правую коронарную артерию. 30 миллилитров гипака попали в этот сосуд. На глазах у Соунса возникло первое в истории изображение коронарной артерии и одновременно остановилось сердце больного.

Кардиолог заорал: «F**k, мы убили его!» – и выскочил из ямы. Он схватил скальпель – вскрывать грудную клетку и делать открытый массаж сердца. Пациент в ужасе посмотрел на доктора с инструментом в руке, и взгляд его стал тускнеть. Но он не успел еще отрубиться, как Соунс вспомнил, что при сильном кашле диафрагма выталкивает контраст из сердца. «А ну покашляй, сукин сын!» – крикнул он. Больной послушался – и сердце снова пошло.

Другой врач утер бы пот со лба, вздохнул с облегчением и потом рассказывал этот случай как анекдот. Но Соунс увидел в нем большое будущее. Начальство разрешило ему экспериментировать по окончании рабочего дня, если никто не пострадает. И грубый доктор стал делать коронарографию одному больному за другим. Он первым увидел и атеросклероз, и действие нитроглицерина, и спазм, о существовании которого прежде только догадывались. Работу напечатал через четыре года. Не только потому, что обобщал данные второй тысячи пациентов (первую тысячу счел учебной), а еще и оттого, что страдал дислексией. Говорил плохо, чтение не жаловал, а писать – ненавидел.

Старшие коллеги считали Соунса упертым чудаком, который даже родной матери сделал коронарографию. Журнал The Lancet писал, что в диагностике она ничего не дает: инфаркт и на кардиограмме видно. Все так, однако больные с грудной болью почему-то валили к Соунсу толпами. Каждый хотел видеть свой стеноз или убедиться в его отсутствии.