Алекс Энкиду - Почему мы живем так мало? Почему мы живем так долго?

С того момента, когда наши прачеловеки начинают зарывать в землю умершего сородича, или сжигать его тело на костре, они, обычно кладут вместе с ним какой-то принадлежавшей тому предмет. Это прямая и прочная связь духовного и материального. Не так просто было отдать ценную вещь, в которой нуждалось все племя. Собственность приобретает сакраментальное значение.

Жизнь Робинзона на острове с самого начала была связана с собиранием вокруг себя различных вещей. Страх потерять урожай во время тайфуна, вернуться и увидеть разграбленный зверями жилище, потерять нож на охоте.… Все эти страхи вытеснили собою страх потерять жизнь. Полнота бытия постепенно осознавалась через приобретения собственности: шкуры животного, удачно подобранного для инструмента камня, огород, склад сушеных продуктов…. Смысл каждодневной жизни на острове был связан с какими-то вещами. Осознания своего «я» для него было немыслимо без понятия «Мое». Мое жилище, мой урожай, моя земля, мое тело, мой остров, моя жизнь.

Разве существует человек без собственности? Отними у человека все, что он имеет и, кажется, человека не станет…

Собственностью становятся также и понятия нематериальные. Например: честь как собственность в доиндустриальную эпоху. Или, говоря с кем-либо о своем здоровье, иногда люди рассуждают о нем, как собственники, упоминая о «своих» болезнях, «своих» операциях, «своих» курсах лечения – «своих» диетах, «своих» лекарствах. Они явно считают здоровье и болезнь собственностью; их собственническое отношение к своему скверному здоровью можно сравнить, пожалуй, с отношением акционера к своим акциям, когда последние теряют свою первоначальную стоимость из-за внезапного падения курса на бирже.

Эрих Фромм (Erich Seligmann Fromm) в работе «Иметь или Быть?» (To Have or to Be?) писал: «И чем более мы сумеем освободиться от жажды наживы во всех ее формах и особенно от приверженности к собственному „я“, тем страх смерти будет слабее – ведь тогда нам нечего терять…. И тогда этот страх становится уже не страхом смерти, а страхом потерять то, что я имею: свое тело, свое „я“, свою собственность и свою идентичность; это – страх „потерять себя“, столкнуться с бездной, имя которой – небытие».

У русского писателя Юрия Олешы в рассказе «Лиомпа» хорошо описано отношение умирающего человека к своей собственности: «…Одеяло сидело рядом, ложилось рядом, уходило, сообщало новости. Больного окружали немногие вещи: лекарство, ложка, свет, обои. Остальные вещи ушли. Когда он понял, что тяжело заболел и умирает, то понял он так же, как велик и разнообразен мир вещей и как их мало осталось в его власти. С каждым днем количество вещей уменьшалось по периферии, далеко от него, затем уменьшение стало приближаться все скорее к центру, к нему, к сердцу – во двор, в дом в коридор, в комнату.… Сперва исчезновение вещей не вызывало в больном тоски. Исчезли страны, Америка, возможность быть красивым или богатым, семья (он был холост) … К исчезновению этих вещей болезнь не имела никакого отношения: они ускользали по мере того, как он старел, – а настоящая боль пришла тогда, когда ему стало ясно, что и те вещи, которые постоянно двигались вровень с ним, также начинают удаляться от него. Так, в один день покинули его: улица, служба, почта, лошади. И тут стремительно пошло исчезновение рядом, под боком: уже ускользнул из власти его коридор, – и в самой комнате, на глазах у него прекратилось значение пальто, дверной задвижки, башмаков. Он знал: смерть по дороге к нему уничтожает вещи. Из всего огромного и праздного их количества смерть оставила ему только несколько, и это были те вещи, которых он никогда бы, если бы это было в его власти, не допустил в свое хозяйство. Он получил страшные посещения и взгляды знакомых. Он понял, что не в силах защищаться против вторжения этих непрошенных и ненужных, как ему всегда казалось, вещей. Но теперь они были единственны и непреложны. Он потерял право выбирать вещи».

Обожествляя вещи, человек сам становится вещью. Происходит «эмоциональная тепловая смерть».

Конрад Захариас Лоренц (Konrad Zacharias Lorenz) один из основоположников этологии, в работе «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества» писал (по аналогии со вторым законом термодинамики): «Эта „эмоциональная тепловая смерть“ особенно сильно угрожает, по-видимому, радостям и страданиям, неизбежно возникающим из наших общественных отношений, из наших связей с супругами и детьми, родителями, родственниками и друзьями. Высказанное Оскаром Гейнротом в 1910 году предположение, что „в нашем поведении по отношению к семье и чужим, при ухаживании и приобретении друзей действуют врожденные процессы, гораздо более древние, чем обычно принято думать“, полностью подтверждено данными современной этологии человека. Эти чрезвычайно сложные способы поведения наследственно запрограммированы таким образом, что все они вместе, и каждый в отдельности приносят нам не только радости, но и много страданий. Вильгельм Буш выразил это стихами: „Хоть судят юноши превратно, что в наши дни любить приятно, но видят, против ожиданья, что и любовь несет страданья“. Кто избегает страдания, лишает себя существенной части человеческой жизни. У ряда культурных групп стремление любой ценой избежать печали вызывает причудливое, поистине жуткое отношение к смерти любимого человека. У значительной доли населения Соединенных Штатов она вытесняется в смысле Фрейда: умерший внезапно исчезает, о нем не говорят, упоминать о нем бестактно, люди ведут себя так, как будто его никогда не было. Еще ужаснее приукрашивание смерти, которое заклеймил в своей книге „Возлюбленный“ самый жестокий из сатириков, Ивлин Во. Мертвеца искусно гримируют, и считается хорошим тоном восхищаться, как он прекрасно выглядит».