Александр Чепурнов - Вирусолог - цена ошибки

То есть не то чтобы совсем ничего: морские свинки (менее чувствительные к этой заразе, чем обезьяны) примерно пятьдесят летальных доз держали, но обезьяны погибали уже при десяти. Можно, конечно, и из этого результата что-то сделать. Оптимизировать, добавить антигена, адъювант [31] Соединение или комплекс веществ, используемое для усиления иммунного ответа при введении одновременно с иммуногеном. применить или двукратную вакцинацию. Вытянуть его на два с половиной – три логарифма защиты для свинок. Но такая вакцина – как та же пещера. При входе вроде и пещера, а на самом деле непонятно что. Я рассчитывал создать препарат, который защищал бы даже обезьян не менее чем от тысячи летальных доз, и затею с убитой вакциной бросил. Потом коллеги из военного вирусологического центра так и сделали. Взяли в десять раз больше антигена, адъювант и двукратную вакцинацию и получили выживаемость большинства обезьян. Но разрешали они всего десятью летальными дозами, да и адъювант, использованный ими, к человеку неприменим. В общем, дальше публикации дело не пошло. Я к этому времени показал, что при инактивации вируса Эбола денатурирует белок, на который вырабатываются антитела, вызывающие появление нейтрализующих антител. Понимаешь, что получается? Иммунизируешь таким убитым вирусом. Антител образуется море, а нейтрализующих нет. И все. Защиты нет и не будет никогда. С легким паром. Вы зря сюда карабкались.

– И все, что ли, на этом?

– Нет, конечно. Наоборот, начали работу сразу в нескольких направлениях. Сперва нужно было убедиться, что эффективная вакцинация в принципе возможна. Я взял штамм вируса Эбола, не вызывающий смерти у морских свинок, и заразил группу, а когда они выздоровели, заразил другим штаммом, смертельным. Огромные дозы вводил – ничего им не делается. Это как бы живая вакцина. Ясно как день, вот где перспектива. Хотя и не факт, что живая вакцина будет держать длительный срок, но это уже кое-что. Я начал делать штамм, невирулентный для человека. Это называется аттеннуацией. Стандартная практика. Вакцина против кори, например, как раз такая. Продвижение было очень интересным. По ходу дела получил несколько вариантов с совершенно потрясающими свойствами. Ими и стал заниматься, потому что понял, что, даже аттеннуируя вирус, проверить его, доказать себе и людям, что он безвреден, не смогу. В общем, стало ясно, что я лет десять буду доказывать, что аттеннуат безопасен и не реверсирует, то есть не станет опять вирулентным, но так ничего и не докажу.

Потом выяснилось, что у Эболы много способов ухода от иммунной системы. И большинство из них определяется свойствами белков, которых у Эболы семь.Основных. Один, например, умеет блокировать продукцию собственного интерферона. Другой умеет блокировать даже введенный интерферон. Поэтому, вводя целый вирус в составе убитой вакцины, я сразу блокировал иммунный ответ. Отсюда отрицательный результат.

– И что же делать? Что ты предпринял?

– Я что предпринял? Сделал главную ошибку в своей научной жизни.

– Это как?

– В это время появился новый подход к созданию вакцин. Рекомбинантные вакцины. Для этого используют некие банальные вирусы, не вызывающие значимой негативной реакции у человека. Аденовирус, вирус везикулярного стоматита. Это сейчас наиболее популярные у молекулярных биологов-вирусологов носители. В биологии носителя принято называть вектором. Вирус-носитель генетической встройки назовут вектором. И клеща, носителя вируса клещевого энцефалита, тоже могут назвать вектором.Но я отвлекся.

Молекулярными «ножницами» отрезают кусочек генома вируса вектора и вшивают кусочек генома от возбудителя, против которого делают вакцину. Этот кусочек должен кодировать значимый участок возбудителя, чтобы иммунная система реагировала на него как на сам возбудитель. Вот по этой схеме позднее коллеги не из нашей страны и сделали отличную вакцину. Поскольку встроили они кусок поверхностного белка, они избежали негативного влияния других белков Эболы и получили чистый и эффективный ответ.

– А твоя-то ошибка в чем?

– Открытие мы перед этим сделали. И находились в такой эйфории.

– Ну-ка, ну-ка. Расскажи, как это делают открытия.

– Это долго. Хотя правда интересно. Ну, давай вкратце . Животные, кроме человекообразных обезьян и человека в том числе, к вирусу Эбола не восприимчивы. Не болеют.На чем тогда ставить опыты? Обезьян не напасешься. Да и тяжело, и дорого, и опасно. Лучше всего морские свинки. Они самые безобидные. Не укусят. И мы адаптировали вирус к морским свинкам. Без всяких генетических фокусов. По-мичурински [32] В соответствии с учением Мичурина . . Селекцией. Дикий штамм был для них не патогенен вообще, а стал убивать. Новый штамм. Сравнили буковки генома дикого и нового. Нашли несколько замен. Выбрали, какие из них отвечают за изменение патогенности. Оказалось, всего одна. Представляешь? Одна буква заменилась из двадцати тысяч – и получите нового хозяина. Был, правда, шикарный прикол в этой истории. Его уже потом обнаружили, когда появился метод обратной генетики. Это когда не из вируса геном выделяют, а наоборот. Из буковок собирают ген и потом его оживляют, вводя в клетку в специальных условиях. Оказалось, что вирус с такой заменой нежизнеспособен. Чтобы вирус от этой замены не погибал, нужна еще одна замена в одну буковку и совсем в другом белке.