Дэвид Селлу - Спасал ли он жизни? Откровенная история хирурга, карьеру которого перечеркнул один несправедливый приговор

Я повесил трубку.

Почти 40 лет я платил Британской медицинской ассоциации, а теперь, когда больше всего нуждался в их помощи, они собирались меня бросить.

Если бы мой коллега позднее не пожаловался одному из руководителей Британской медицинской ассоциации, она бы действительно отвернулась от меня.

Следующая поездка домой в сентябре была не настолько скомканной. Теперь мы были лучше подготовлены. Не нужно было заезжать к офицеру пробации, и я мог провести дома на день больше. Дженни Вон и ее муж Мэтт, наши друзья и защитники, пришли к нам на ужин. Дженни была неврологом-консультантом, мы вместе работали в больнице Илинг, а Мэтт — колоректальным хирургом-ординатором.

Мы чудесно поужинали, и друзья заверили меня, что возглавят работу по обжалованию обвинительного приговора. Дженни изучила дело и была лучше знакома со всеми его подробностями, чем кто-либо, включая моих юристов. Она была страстным борцом за справедливость, возглавив несколько лет назад кампанию против закрытия отделения хирургии груди, и добилась успеха. Ее привела в ярость несправедливость, обнаруженная в больничном расследовании, обвинениях, судебном процессе и приговоре. Я предупредил ее, что дело, за которое она берется бесплатно, будет времязатратным и сложным.

— Сколько знаю Дженни, она всегда была крестоносцем и всегда найдет повод для новой кампании, — сказал Мэтт. — Твое дело будет самым сложным, Дэвид. Не беспокойся обо мне и нашей семье. Мы всегда поддержим Кэтрин и тебя.

— Дэвид, читая комментарии судьи к твоему приговору, я не узнаю в них коллегу, о котором идет речь, — добавила Дженни. — Одно только это побуждает меня взяться за твое дело. Кроме того, если мы не добьемся отмены обвинительного приговора, то создадим плохой прецедент для всех медицинских работников, а никто не хочет работать в атмосфере страха. Мы не считаем себя выше закона, но это несправедливый закон, а выдвинутое тебе обвинение нелепо.

Мы решили не возвращаться к тюремным новостям в течение вечера, разве что мне захочется выговориться. На следующий день я пошел по магазинам, чтобы купить нашему сыну Джеймсу открытку и подарок на день рождения. Мне пришлось одолжить денег: дебетовые и кредитные карты были заблокированы на время пребывания в тюрьме.

Шурин Том Кэмпбелл и его жена Джози приехали к нам в гости в последний день моего пребывания дома. Джози, которую я в последний раз видел задолго до попадания в тюрьму, была слишком вежлива, чтобы сказать, как сильно я похудел, лишь отметила, что я «в хорошей форме». Том предложил отвезти меня в тюрьму, чтобы Кэтрин могла отдохнуть от долгих поездок на машине. Оказалось, согласно правилам, меня могла привезти обратно не та машина, что забрала.

Ноябрьская поездка домой выпала на мой день рождения, потом меня отпустили на Рождество. В прошлом году оба этих праздника я провел в тюрьме.

Когда я поехал домой на Рождество, собралась вся семья, и это была последняя поездка домой перед окончательным освобождением, которое должно было состояться примерно через пять недель.

3 февраля 2015 года

Нужно было уладить несколько формальностей, и я хотел убедиться, что не уношу из тюрьмы ничего не принадлежавшего мне. Важно было подготовить все бумаги, необходимые для освобождения, чтобы не задерживаться в тюрьме по какой-нибудь бюрократической причине. Мне сообщили, что согласно статье в тюремном законе я мог получить деньги за каждый проведенный в тюрьме день после назначенной даты освобождения, но меня это не интересовало.

Я просто хотел снова оказаться на свободе.

Я несколько раз ходил в кабинет надзирателей в своем корпусе и всегда слышал, что все в порядке. Офицер пробации представил отчет, поддерживая мое возвращение домой. Я не нарушал никаких правил и вернул все библиотечные книги. Получая в медцентре разрешение на освобождение, я запросил свою медицинскую карту. Обычно специалисты тюремного медцентра не передавали терапевтам на свободе информацию о болезнях, перенесенных заключенным в тюрьме, и лекарствах, прием которых ему следовало продолжить после освобождения.

Администратор усомнилась, что я способен сохранить собственную медицинскую карту. Она спросила, понимаю ли я ее важность и можно ли мне доверить передачу карты терапевту, подчеркнув, что, если карта будет утеряна, в тюремном медцентре не останется копии, и тюрьма снимет с себя всю ответственность. Администратор ничего не знала о моем медицинском прошлом, и я решил, что сейчас не лучшее время, чтобы рассказывать ей о нем. Я заверил, что смогу сохранить карту и написал расписку об ответственности за ее передачу своему терапевту. Мне выдали двухнедельный запас таблеток от гипертонии, велев как можно скорее посетить терапевта и обсудить с ним дальнейший ход лечения.