Норман Казинс - Анатомия болезни

Я снова тщательно перебрал в памяти все события, предшествовавшие болезни. В Москве и Ленинграде состоялось много встреч, кроме тех, что были запланированы. Заседания проходили ежедневно. Я допоздна засиживался за бумагами: работа председателя комиссии требовала напряженного внимания. Последний вечер в Москве был особенно тяжел, по крайней мере для меня. Глава советской делегации устраивал прием в нашу честь на даче, в 35–40 милях от города. Меня попросили приехать на час раньше, чтобы рассказать советским делегатам о тех американцах, которые будут на обеде. Русские очень хотели устроить все наилучшим образом, чтобы мы чувствовали себя как дома, и думали, что моя информация поможет им проявить максимум любезности к гостям.

Меня предупредили, что машина заедет за мной в гостиницу в 15.30. Времени доехать до дачи было вполне достаточно, так как русские коллеги собирались к пяти часам вечера. Члены американской делегации должны были прибыть в 18 часов.

Однако именно в 6 часов вечера выяснилось, что я нахожусь далеко за городом и еду в совершенно другом направлении от Москвы. Шофер неправильно понял, куда ехать, и в результате мы оказались в 80 милях от нужного нам места. Возвращаться надо было через Москву. Водителя учили ездить осторожно, и он не собирался наверстывать упущенное время. Всю дорогу я мечтал, чтобы за рулем сидел шофер, который хотел бы доказать, что автомобильные гонки, как и бейсбол, родились в России. Но увы… Мы появились на даче только в 9 часов вечера. Хозяйка была в отчаянии. Суп подогревали десять раз. Я был выжат, как лимон. А на следующий день — долгий перелет обратно в Штаты. Самолет был переполнен. Когда мы приземлились в Нью-Йорке, прошли через перегруженную таможню и добрались до Коннектикута, у меня уже ломило все тело. Через неделю я попал в больницу.

Проанализировав все, что испытал за рубежом, я понял, что нахожусь, вероятно, на правильном пути в поисках причины заболевания. Я все больше убеждался: выхлопные газы на меня подействовали, а на мою жену — нет, потому что я был переутомлен, испытывал адреналиновое истощение, понизившее сопротивляемость моего организма.

Предположим, моя гипотеза правильна. Тогда необходимо добиться, чтобы надпочечники снова стали функционировать нормально и восстановилось то, что Уолтер Кеннон назвал гомеостазом.

Я знал: для того, чтобы бороться с артритом (да, собственно, и с любой другой болезнью!), особенно в тяжелой форме, эндокринная система и, главное, надпочечники должны работать на полную мощность. В одном медицинском журнале я прочел, что у женщин во время беременности уменьшаются проявления артрита или других ревматических симптомов, потому что в этот период железы внутренней секреции полностью активизированы.

Как же мне добиться, чтобы надпочечники и вся эндокринная система снова стали нормально функционировать? Я вспомнил, что лет десять назад или еще раньше читал классическую работу Ганса Селье «Стресс жизни». Селье доказал: адреналиновое истощение может быть вызвано эмоциональным напряжением, таким, как раздражение или сдерживаемый гнев. Он детально проанализировал негативное влияние отрицательных эмоций на биохимические процессы в организме.

У меня возник вопрос: а как влияют положительные эмоции? Если отрицательные вызывают нежелательные изменения в организме, не могут ли положительные эмоции благоприятно воздействовать на биохимические процессы? Не может ли любовь, надежда, вера, смех и воля к жизни стать лучшим лекарством? Или могут происходить химические изменения только в худшую сторону?

Ясно, что заставить «работать» положительные эмоции совсем не просто, как, скажем, нажать кнопку выключателя. Но разумный контроль над ними мог бы дать благотворный физиологический эффект. Иногда достаточно просто заменить тревогу верой в жизнь.

В голове у меня начал вырисовываться план, я придумывал, где искать целительные положительные эмоции, и мне захотелось обсудить его с моим врачом. По-видимому, для проведения моего эксперимента были необходимы как минимум два условия. Во-первых, если лекарства, которые я принимал, хоть в какой-то степени токсичны, план вряд ли осуществится. Во-вторых, я знал, что мне следует подыскать себе другое место для лечения, где бы я мог испытывать положительные эмоции и оптимистично смотреть на жизнь. В больнице это было невозможно.

Давайте подробнее рассмотрим каждое из этих условий.