Игорь Дмитриев - Академия благих надежд

§ 7. О музее и относящихся сюда кабинетах и кунсткамерах, арсеналах, галереях древностей, скульптуры и живописи, зоологических и ботанических садах, помещении для моделей и орудий, цейхгаузе и прочем можно было бы сказать много, ибо необходимо так устроить их, чтобы они служили не только предметом общего любопытства, но и средствами для усовершенствования художеств и наук. Но для этого потребовалась бы особая статья, а теперь достаточно напомнить, что в этом деле нужно иметь сколь можно более радения, а потому не нужно упускать ничего, сюда относящегося.

§ 8. Нужна также лаборатория с хорошими химиками, сведущими во всем, что может быть достигнуто посредством огня. Эта лаборатория должна была бы находиться в связи с аптеками, медицинской частью и горным делом, с монетным и пробирным дворами, с металлическими и стеклянными заводами и артиллерийским управлением, и хотя отнюдь не следует рассчитывать на добывание золота, можно было бы там производить множество прекрасных опытов и посредством их исследовать свойства тел, разлагать их, увеличивать их силу и совершенствовать их, ибо огонь представляет самый главный ключ к объяснению сил природы [50].

§ 9. Относительно обсерватории нужно заметить, что география и мореплавание заимствуют свой главный свет от астрономических наблюдений. И так как обширное Русское царство обнимает значительную часть земного шара, которую можно считать за tеrrа vergine для науки, ибо в ней производилось мало достоверных наблюдений, то его царское величество может пролить новый свет на мореплавание и географию, устроив хорошие учреждения для астрономических наблюдений, и этим оказать немалую услугу роду человеческому, а также доставить большую пользу своему собственному государству, ибо с помощью России и ее торговли можно соединить Азию и Китай с Европой и извлечь из этого несказанную выгоду.

§ 10. До сих пор я говорил только о том, что способствует введению наук и художеств; теперь следовало бы также поговорить о способе распространения их, для того чтобы они пустили хорошие корни в обширном государстве царя и со временем дошли до значительного процветания; но для этого необходимо было бы ближе знать обстоятельства страны и людей. Можно наперед сказать только то, что необходимо учреждение особенной влиятельной коллегии с обширным кругом власти, от которой бы зависели до известной степени высшие и низшие учебные заведения, назначение ученых, книжное дело, типографии, переводы, цензура книг, а также художники и ремесленники с их произведениями. Наконец, я должен упомянуть, что, хотя настоящая Северная война и могла бы произвести замедление в этом прекрасном предприятии, все же следовало бы не откладывать приобретения многих относящихся сюда предметов, так как при теперешней тяжелой и продолжительной войне многое можно приобрести во Франции и в других местах за половину той цены, которую придется дать, когда здешние люди будут находиться в менее стесненном положении; многое же тогда совсем нельзя будет купить» [51].

Как видим, основной акцент Лейбниц делал на образовании молодых людей и тех факторах, которые должны способствовать «введению наук и художеств» в России, тогда как об их «распространении» и развитии в его записке сказано очень лапидарно.

Реакции русского правительства на эти предложения Лейбница не последовало. Казалось бы, причина очевидна: Петру тогда было не до наук и образования – война со шведами, губернская реформа, множество других неотложных дел, да и подлечиться нужно было. Однако в конце 1708 – начале 1709 года царь находит время для усовершенствования гражданского шрифта и улучшения книжных переплетов (чтобы книги «не таращились»), а также для дел совсем не царского масштаба: скажем, наставляет Кикина об устройстве фонтанов, просит прислать ему из Англии «добрых карандашей», а из Вест-Индии – «пуда два добрых табачных семян» и т. д. Возможно, Петр понимал – идея обзаведения государства науками и «европским» высшим образованием должна созреть. Впрочем, возможно, были и другие причины молчания царя. Но как бы то ни было, ситуация изменилась только к осени 1711 года, когда позади остались и Полтавская «виктория», и трагедия Прутского похода. Лейбниц наконец смог лично побеседовать с Петром в Торгау на Эльбе во время свадьбы царевича Алексея и Шарлотты Кристины Софии, принцессы Брауншвейг-Вольфенбюттельской. После Торгау они встречались еще два раза: в Карлсбаде (1712) и в курортном городке Бад-Пирмонт (курфюршество Ганновер), куда Петр I прибыл на лечение (конец июля – начало августа 1716 [52]).