– Какой ужас! Какой срам! – думала я.
Но публика засмеялась раз, засмеялась два и пошла веселиться. Я живо забыла, что я автор, и хохотала вместе со всеми, когда комическая старуха Яблочкина, изображающая женщину-генерала, маршировала по сцене в мундире и играла на губах военные сигналы. Актеры вообще были хорошие и разыграли пьеску на славу.
– Автора! – закричали из публики. – Автора!
Как быть?
Подняли занавес. Актеры кланялись. Показывали, что ищут автора.
Я вскочила с места, пошла в коридор по направлению к кулисам. В это время занавес уже опустили, и я повернула назад. Но публика снова звала автора, и снова поднялся занавес, и актеры кланялись, и кто-то грозно кричал на сцене: «Да где же автор?», и я опять кинулась к кулисам, но занавес снова опустили. Продолжалась эта беготня моя по коридору до тех пор, пока кто-то лохматый (впоследствии оказалось, что это А. Р. Кугель) не схватил меня за руку и не заорал:
– Да вот же она, черт возьми!
Но в это время занавес, поднятый в шестой раз, опустился окончательно и публика стала расходиться.
На другой день я в первый раз в жизни беседовала с посетившим меня журналистом. Меня интервьюировали.
– Над чем вы сейчас работаете?
– Я шью туфли для куклы моей племянницы…
– Гм… вот как! А что означает ваш псевдоним?
– Это… имя одного дур… то есть так, фамилия…
– А мне сказали, что это из Киплинга.
Я спасена! Я спасена! Я спасена! Действительно, у Киплинга есть такое имя. Да, наконец, и в «Трильби» и песенка такая есть:
«Taffy was a walesman,
Taffy was a thief…»
Сразу все вспомнилось.
– Ну да, конечно, из Киплинга!
В газетах появился мой портрет с подписью «Taffy».
Кончено. Отступления не было.
Так и осталось
Тэффи.
Тэффи [Лохвицкая Н. А.] Псевдоним // Возрождение. Париж, 1931. 20 дек. № 2392. С. 2.
Александр Яблоновский
О том, о сем…
Недавно в Харькове, на столбах, была расклеена такая афиша:
«Товарищ Ариадна Энтузиазм сделает доклад о “массовых играх революции”.
Обсуждать тезисы доклада будут: товарищ Роза Вихрь, т. Коммун-Парижский, Пролетарцев, Безуклонский и др.».
Признаюсь, мне не было смешно, когда я читал эту афишу, а скорее грустно. И прежде были революционные псевдонимы (и даже больше, чем позволяли правила приличия). Но прежде было как-то больше вкуса, больше грамотности, больше здравого смысла.
Теперь же псевдоним ничего не прикрывает, а скорее разоблачает человека с точки зрения умственных способностей и духовного багажа вообще.
Разве может быть умной женщиной Ариадна Энтузиазм?
Разве имена Розы Вихрь и товарища Коммун-Пожарского [так!] не говорят о местечковой претензии местечковых Прометеев, похитивших отнюдь не огонь с неба, а буржуазные «излишки»?
Есть псевдонимы просто глупые. Но есть псевдонимы, горящие на лице человека, как каторжные клейма. И совершенно непонятно становится, зачем эти бедные люди сами себя клеймят? Не угодно ли, в самом деле, до старости лет носить кличку Ариадны Энтузиазм или Розы Вихрь…
[…]
Яблоновский Александр [Снадзский А. А.] О том, о сем… // Возрождение. Париж, 1932. 10 авг. № 2626. С. 3.
Али-Баба
Псевдонимы
В собрании о[бщест]ва галлиполийцев на докладе об авиации [680]известный специалист на днях заявил, что сотрудник «П[оследних] новостей», говорящий об авиации и подписывающий свои статьи «полк. Шумский», ничего в авиации не смыслит. Председательствовавший на докладе генерал всемирной известности нашел нужным также посвятить несколько слов «военному лектору» и сказал: «Во-первых, г. Шумский не Шумский, а Соломонов из кантонистов. Во-вторых, не полковник, а капитан, и в-третьих, он не принадлежит к семье русского генерального штаба».
Верю компетентности суровых критиков, нашедших необходимым сделать такие заявления. Но и от себя позволю высказать недоумение: либо Шумский, либо полковник (или капитан) Соломонов, но ни в коем случае «полковник» не может пристегиваться к псевдониму. Правда, б. военный обозреватель «Нивы» в России не злоупотреблял подобным сочетанием и разрешил вольность лишь в газете г. Милюкова, когда последнему понадобился военный специалист.
Дурные примеры заразительны, и злоупотребление чинами и титулами стало обыденным явлением, особенно у людей тщеславных и расчетливых. Появились в полковничьих погонах деятели сцены и женихи с княжескими титулами. Это, так сказать, особая квалифицированная порода «стрелков». Другие «стрелки» по невежеству, по корысти или в забвении пьяного угара пристают к парижскому прохожему за подаянием и титулуют облюбованную жертву «сиятельством» или «высокоблагородием», а себя «князем» и «полковником царской службы».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу