Люсьен Леви-Брюль: Первобытный менталитет

В Сьерра-Леоне «не существует смерти от несчастного случая или естественной смерти; болезнь или несчастный случай, т. е. непосредственные причины смерти, считаются результатом сверхъестественного влияния. То туземцы воображают, будто смерть произошла в результате зловредного влияния человека, прибегшего к колдовству, то смерть вызвана духом-покровителем какого-то человека, против которого покойник сам совершал колдовские действия, однако в момент их совершения был обнаружен и наказан. Причинами первого рода обычно объясняют болезнь и смерть вождей, других влиятельных людей и членов их семейств, а причинами второго рода — смерть людей низшего сословия» [23] Th. Winterbottom. An account of the native Africans in the neighbourhood of Sierra-Leone, I. pp. 235–236. .

Наконец, в немецкой Восточной Африке «для джагга не существует естественной смерти. Болезнь и смерть — всегда дьявольское дело» [24] A. Widenmann. Die Kilimandscharo-Bevölkerung // Petermann’s Mitteilungen, Ergänzungsheft 129, 1889. S. 40. .

Закончим на этом перечисление одинаковых по характеру свидетельств: мы могли бы продолжать его без конца [25] См.: Les fonctions mentales dans les sociétés primitives. pp. 314–328. .

Переход от болезни и смерти к просто несчастным случаям совершенно незаметен. Из приведенных выше фактов следует, что первобытные люди обычно не видят разницы между смертью от старости или болезни и смертью насильственной. Это происходит не потому, что они неразумны до такой, по выражению Бентли, степени, что не замечают, как в одном случае больной более или менее медленно умирает в кругу своих и как в другом случае человек мгновенно погибает, например, в когтях льва или в результате удара копья. Однако это различие для них не имеет значения, поскольку ни болезнь в одном случае, ни свирепый хищник или удар копья в другом — не есть истинные причины смерти: они просто орудия таинственной силы, которой понадобилась эта смерть и которая для достижения своих целей вполне могла бы избрать иной инструмент. Следовательно, случайна всякая смерть, даже смерть как результат болезни. Говоря точнее, ни одна смерть не случайна, поскольку для первобытного менталитета не может быть никогда несчастного случая в собственном смысле слова. То, что нам, европейцам, кажется случайным, для них есть всегда проявление мистической силы, которая этим дает о себе знать индивиду или социальной группе.

Для этого менталитета вообще нет и не может быть ничего случайного. Это не значит, что он убежден в жесткой обусловленности явлений. Совсем наоборот: поскольку он не имеет ни малейшего понятия об этой обусловленности, он остается безразличным к причинной связи, а всем поражающим его событиям приписывает мистическое происхождение. Поскольку мистические силы постоянно ощущаются как присутствующие рядом, то чем более случайным показалось бы событие нам, тем более знаменательным будет оно для первобытного менталитета. Тут нечего и объяснять: событие объясняется само собой, оно является откровением. Больше того: чаще всего именно такое событие служит для объяснения чего-то другого, по крайней мере в той форме, в какой этот менталитет нуждается в объяснении. Однако истолкование события может оказаться необходимым в том случае, когда для него не нашлось какой-нибудь определенной предассоциации.

Туземцы с Тьюлли Ривер, сообщает В.Э. Ротт, решили убить некоего человека из Клэм Пойнта по такой причине: «На собрании ( prun ) в прошлое воскресенье этот человек метнул копье в крону дерева, и оно, падая, рикошетом задело шею одного старика и убило его. Бросившего копье беднягу сочли «доктором», и ничто не могло убедить соплеменников жертвы в том, что смерть их родича не была вызвана колдовством этого «доктора». Э. Брук (миссионер), находившийся в это время рядом со мной, приложил все усилия, чтобы объяснить туземцам, что это просто несчастный случай, однако успеха не добился. Туземцы образовали шеренги, и между этими возбужденными дикарями началось сражение, которое продолжалось до тех пор, пока этот «доктор» не был ранен (не смертельно) в колено» [26] W. E. Roth. North Queensland Ethnography, Bulletin, 4, N 16. . В этом типичном случае туземцам было трудно и даже практически невозможно прислушаться к голосу разума. Сначала им было нужно дать удовлетворение покойнику, которого им всем пришлось бы опасаться, если бы он не был отомщен: следовательно, в любом случае они должны были кого-нибудь убить, лучше всего — вольного или невольного (это неважно) виновника несчастья. Кроме того, миссионеру никогда и не удалось бы убедить их в том, что это был просто несчастный случай. Они обязательно спросили бы его: почему отскочившее копье попало как раз в шею этого старика, а не упало перед ним или позади? Как так получилось, что это оказалось как раз копье колдуна? Что же касается того, что у убийцы не было дурного намерения, то как это доказать? Ведь это можно только предполагать, однако факта смерти этим предположением не опровергнуть. Впрочем, виновник несчастного случая вполне мог и не ведать о своем намерении. Колдуны не обязательно осознают совершаемые ими пагубные действия. Следовательно, и этот колдун мог бы чистосердечно отрицать свое злое намерение, однако для туземцев его отпирательство ничего бы не стоило.