Люсьен Леви-Брюль - Первобытный менталитет

На Новой Гвинее один человек был ранен на охоте копьем своего спутника. «Подошли его друзья и стали расспрашивать, кто его заколдовал, поскольку в мировоззрении папуасов «несчастному случаю» места нет. Все старались вынудить его сказать, кто же его заколдовал, поскольку они были уверены, что рана сама по себе не может привести к смерти. Они были убеждены, что он умрет, и все время ему об этом говорили. И хотя он потерял сознание только перед самым концом, он не ответил на вопросы друзей и не назвал заколдовавшего его. Тогда гнев их обратился на людей Орересау и на того, кто бросил копье» [27] A. K. Chignell. An outpost in Papua. pp. 343–345. . Таким образом, за этого человека взялись лишь в последнюю очередь, так сказать, от безнадежности дела, на худой конец. Если бы раненый дал хотя бы малейшее указание на виновника несчастья, то ранивший остался бы безнаказанным. В нем увидели бы лишь орудие колдуна, столь же мало виновное, как и само копье.

С другой стороны, незначительная рана не мешает объявить ее смертельной. Смерть раненого вызвали не разорванные копьем ткани, а колдовство, то, что он был обречен (среди австралийцев — dooming ). В этом очень ярко проявляется та предассоциация, которая делает для первобытного менталитета непонятным само понятие о случайном.

И снова наблюдение на Новой Гвинее: «Падает дерево. И даже если оно совершенно гнилое или его свалил порыв ветра — все равно считается, что его повалил колдун. С человеком происходит несчастный случай — значит, это дело верабана , и т. д.» [28] Rev. Bromilow // G. Brown. Melanesians and Polynesians. p. 235.

Очень похожие наблюдения сделаны и в других низших обществах, например, в Экваториальной Африке. «В 1876 году на вождя по имени Акеле Каса напал раненный им слон и пронзил его бивнями. Спутники вождя отвлекли слона, а вождь, несмотря на страшные раны, прожил еще достаточно долго, чтобы успеть обвинить дюжину человек из числа своих жен и рабов в том, что они заколдовали его ружье и потому, мол, оно не убило, а только ранило слона» [29] R. H. Nassau. Fetichism in West Africa. p. 86. . «Во время охоты на слона вождь по имени Нкоба подвергся нападению раненой слонихи, которая хоботом оторвала его от земли и насадила на бивень… Стенания и вопли его спутников были ужасны… Жители всей округи собрались перед нгангой Нкисси, которому предстояло определить, была ли слониха одержима дьяволом, заколдована ли кем-либо из врагов умершего или, наконец, не было ли это проявлением Diambudi nzambi (воли могущественного духа)» [30] H. Ward. Five years with the Congo cannibals. p. 43. .

В обоих случаях социальное положение жертвы требовало, чтобы ее смерть была отомщена, и именно это положение прежде всего давало серьезные основания предполагать колдовство. Почему ружье вождя дало осечку? Конечно, потому, что на него было оказано зловредное влияние. Точно так же и раненая слониха, конечно, не убила бы второго вождя, если бы кто-то не «отдал» его ей. Чем серьезнее несчастье и чем более священной особой является пострадавший, тем более недопустимым представляется предположение о несчастном случае.

Чаще всего такое предположение даже не приходит туземцам в голову. Так, например, «лодка из Виви, в которой находилось шесть человек, плыла вниз по Конго… Огибая мыс, на котором позже была построена наша станция Андерхилл, лодка попала в водоворот, наполнилась водой и пошла ко дну… Туземцы сочли, что колдовство, вызвавшее такое большое несчастье, превосходит обычное колдовство и что на него следует реагировать соответственно. За каждого утонувшего должны были умереть три колдуна. Таким образом, за несчастный случай, унесший жизни шести человек, должны были быть преданы смерти восемнадцать.

В этом округе именно таким способом отвечали на смерть важных лиц или на смерть, происшедшую при чрезвычайных обстоятельствах» [31] W. H. Bentley. Pioneering on the Congo, I. p. 411. .

«Человек входит в селение и кладет на землю свое ружье. Оно выстреливает и убивает человека. Ружьем завладевает семья жертвы. Оно стоит несколько рабов, и собственник ружья может быть заинтересован в его выкупе так же, как если бы речь шла о выкупе его собственного брата. Когда же нет ружья, которым можно завладеть, то виновника случайного убийства заковывают, как раба, и стерегут, как убийцу. Иногда туземные власти вместо того, чтобы схватить виновника несчастного случая или его ружье, объявляют его невиновным и отправляются к колдуну с тем, чтобы обнаружить того, кто околдовал погибшего и был истинной причиной смерти. Они считают, что именно он и должен нести всю ответственность. В этом случае они применяют аналогию, взятую из охотничьей практики. Тот охотник, который первым ранил косулю, имеет на нее право, даже если добил ее другой. Последний как бы лишь «нашел» дичь первого охотника. Точно так же случайный убийца лишь «находит» или добивает жертву, которую уже убил колдун: он является не причиной, а только случайным поводом ее смерти. Другие туземцы утверждают, что как бы ни уверял убийца в своей невиновности и ни утверждал, будто сам стал жертвой колдуна, он все же должен заплатить возмещение. Однажды я видел двух людей, которые предстали перед судом по поводу учиненного ими в пьяном виде беспорядка. Человек, который дал им пива, также был вызван в суд и теперь боялся, как бы его не обвинили в том, что он заколдовал пиво. В его словах сквозил и более сильный страх: кто знает, не был ли он и его пиво околдованы и не стали ли они орудием другого человека?» [32] Rev. J. Macdonald. Africana, I. pp. 172–173.