Лада Панова - Мнимое сиротство. Хлебников и Хармс в контексте русского и европейского модернизма

См. [Доронченков 1989; Геллер 1994; Russell 2000: 37–39, 40–42] и др.

О математической фактуре романа «Мы» Геллер высказался так:

«[С]амое характерное для романа – его математизированная, машинизированная проза – объясняется…

– как воздействие биографического фактора в творчестве инженера и математика Замятина;

– как “локальный прием”, мотивированный профессией и характером главного героя, инженера и математика;

– как “локальный прием”, обусловленный… темой общества, построенного на инженерно-математических принципах;

– как продолжение классической… утопии…;

– как сатира на режим, обратившийся к принудительному труду… как средств [у] переделки мира и человека.

… [Э]тот стиль имеет… особое значение как… пародия языка, идеологии и практики Пролеткульта и конструктивистов, и, с другой стороны, как проявление модернистской, конструктивистской сущности писательского метода самого Замятина, который вносит в литературу дух авангардного творчества» [Геллер 1994: 95].

[Cooke L. 1988].

[Лахузен, Максимова, Эндрюс 1994].

[Russell 2000].

В [Morson 1981: 116] дистопия определяется как «тип антиутопии, которая дискредитирует утопии, изображая возможные эффекты ее реализации, в отличие от других антиутопий, которые дискредитируют возможности их реализации или разоблачают глупость или неадекватность допущений или логики их защитников» (перевод мой. – Л. П.).

См., например, [Russell 2000: 11–14, 29–34].

Ср. «Доски судьбы»: ««[З]аконы времени [т. е. ритм, основанный на комбинации 2 и 3. – 77. 77.]… должны управлять всем, что протекает во времени, будет ли это душа Гоголя, “Евгений Онегин” Пушкина, светила солнечного мира, сдвиги земной коры» [Хлебников 1922а: 7-11].

На рабочем месте Д-503 не столь математически элементарен, как в жизни. Вычисляя скорость, нужную «Интегралу» для отрыва от земли, он создает «сложное» уравнение «с трансцендентными величинами» («Запись 7-я» [161]).

Сходство Д-503 с автором и R-13 с Пушкиным стало уже общими местами замятиноведения.

Ахматова и Замятин в годы написания «Мы» светски общались. Попутно отмечу, что ахматоподобная 1-330 имеет разительное сходство с сексуальной контрреволюционеркой Эльгой Густавовной из романа Михаила Зенкевича «Мужицкий сфинкс. Беллетризованные мемуары», 1921–1928, п. 1991); в том, что героиня Зенкевича списана с Ахматовой, сомнений не возникает, ибо Ахматова в романе действует в двух ипостасях: как Ахматова и как Эльга Густавовна.

В «Мы» имеются и другие отсылки к современникам, которые к 1920-м годам либо держались в стороне от футуризма, либо порвали с ним.

За словами 1-330 о том, что «должна быть не “просто-так любовь”, а “потому-что любовь”» («Запись 6-я» [156]), стоит любовная эстетика Михаила Кузмина. Для него «любовь просто так» была единственно возможной, ибо не зависела от обстоятельств и, значит, была подлинной. Иное дело – «любовь потому что» – имитация любви. (Другой кузминизм романа «Мы», скрытая цитата из стихотворения «Ах, не плыть по голубому морю…», выявлена Любимовой и Куртис, см. [415].)

В свою очередь, сравнение цифровой Скрижали, регламентирующей все действия нумеров, с «Расписанием железных дорог», как и сопровождающее его восклицание «зачем я не поэт», играет со стихотворением Бориса Пастернака «Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе…» (1917, п. 1922), ср.: Что в мае, когда поездов расписанъе / Камышинской веткой читаешь в купе , / Оно грандиозней Святого Писанъя [Пастернак 2003–2005,1: 116] и т. д., вплоть до метафорического описания езды в поезде. Ср. обсуждаемую «Запись 3-ю»: « Скрижаль… Вот сейчас, со стены у меня в комнате, сурово и нежно в глаза мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. Невольно вспоминается то, что у древних называлось “иконой”… Ах, з ачем я не поэт, чтобы достойно воспеть тебя, о, Скрижаль, о, сердце и пульс Единого Государства. Все мы… в школе читалиэтот величайший из дошедших до нас памятников древней литературы – “ Расписаниежелезных дорог”. Но поставьте даже его рядом со Скрижалью– и вы увидите рядом графит и алмаз: в обоих одно и то же С, углерод, – но как вечен, прозрачен, как сияет алмаз. У кого не захватывает духа, когда вы с грохотом мчитесьпо страницам “Расписания”» и т. д. (Ранее Омри Ронен, усомнившись в том, что Замятин мог быть знаком с пастернаковским стихотворением, по той причине, что последнее было опубликовано только в 1922 году, сделал блестящую находку. Он указал на общий источник романа «Мы» и стихотворения «Сестра моя – жизнь…» – роман Гилберта Честертона «Человек, который был четвергом», в котором нашлось место и для поездки по железной дороге, и для расписания Брэдшоу, и для поэта, и для поэтизации всего того, что относится к четкости движения, преобразующей хаос [Ronen 1993].)