Марк Уральский - Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Как замечает А. И. Гершун-Колин в некрологе-обзоре «Марк Алданов: С признательностью в дань памяти» [GUERSHOON. Р. 40]: «существовало две грани бытия, которые он уважал и на которые не распространялась его ирония: знание и красота» 1 1 «There were two facets of existence which he respected and which were spared his irony – learning and beauty». (Пер. с англ. автора). . Знание, научный прогресс, как способ устранения страдания и постижения окружающего мира, были крайне значимы для Алданова. Будучи химиком-профессионалом, он был прекрасно осведомлён о могуществе науки, ее способности преображать окружающий мир и одновременно опасностях, которые она в него привносит. В качестве небольшой детали, указывающей на значение энциклопедического знания для алдановской репрезентации своего «Я», отметим следующий факт: как характеристику, особо значимую для его имиджа писателя, Алданов называет заметку о себе в Британской энциклопедии. Так в постскриптуме письма к С.М. Соловейчику от 20 декабря 1955 г. 2 2 Письмо хранится в Бахметевском архиве Колумбийского университета (США). , касающемся его номинирования <���на этот раз, увы, последнего! – С. П.> на Нобелевскую премию по литературе, он пишет: «Можно ли и в этом году, т.е. в наступающем, просить Вас о том же, дорогой Самсон Моисеевич: пошлите в середине января воздушное письмо в Стокгольм, Шведской Академии, – уж если Вы так мило и любезно д<���ел>али прежде. Упомяните и о последнем моем произведении, о «Бреде», – так полагается; если же у Вас осталась копия моих “титров”, – переведен на 24 языка, есть в Британской и других энциклопедиях <���курсив наш – С. П.>, просто повторите. По-прежнему, ни малейших надежд не имею, но такие письма посылают каждый январь друзья еще 30 писателей разных стран, и их пример действует заразительно. Пеняйте на себя, на свою любезность. Заранее от души благодарю. Кроме Бунина и Вас, меня никто никогда не выставлял». О нобелиане М. Алданова подробнее написано в книге, которую читатель держит в руках. Ссылки на авторитет энциклопедических справочников можно также обнаружить и в текстах Алданова: он нередко ссылается на «Французский революционный словарь», «Русский словарь, вышедший на рубеже веков» и, разумеется, Британскую энциклопедию. В романе «Пещера», например, Браун ищет в энциклопедическом словаре значение понятия «бессмертие». Этот эпизод подается Алдановом в присущей ему иронической манере. Ознакомившись с содержанием заметки на данную тему, Браун недовольно замечает: «Да, это очень ценный вывод». О творчестве М. Алданова написано несколько монографий, десятки статей и научных диссертаций, как в современной России, так и за рубежом. Однако биография писателя до сегодняшнего дня оставалась «терра инкогнита» алдановедения. Возможно, жизнеописание писателя, мыслителя и – по определению Ивана Бунина, «последнего джентльмена» русской эмиграции, не представлялось историкам литературы интересным в силу скромности и неаффективности его личности. К тому же Алданов, как человек, тщательно оберегавший от постороннего глаза подробности личной жизни, не оставил биографам достаточно информации о своей персоне. Поэтому книга Марка Уральского по праву может считаться уникальной, это действительно прорыв в историческом алдановедении. Автору удалось собрать уникальный фактический материал, разыскать и ввести в научный оборот ранее неизвестные документы, касающиеся личности как Марка Алданова, так и его родственников. Вместе с тем книга Марка Уральского не является сугубо научной монографией. Она написана живо, с привлечением разнообразного историко-литературного материала, а потому вполне может быть отнесена к разряду произведений типа «Жизнь замечательных людей». Для поклонников литературы нон-фикшн, новая книга М. Уральского без сомнения окажется интересной читательской находкой.

Если говорить о Марке Алданове как о мыслителе-интеллектуале, то здесь, не в последнюю очередь, должна прозвучать тема его европеизма. Алданов являл собой знаковый для русской культуры образ «русского европейца 3 3 Авторство этого определения принадлежит мадам де Сталь, которая использовала его для характеристики личности кн. П.Б. Козловского [СТРУВЕ (I)]. (кн. Антиох Кантемир, кн. П.Б. Козловский, кн. П.В. Вяземский, А.И. и И.С. Тургеневы), человека, для которого русская и европейская культурные традиции образуют единое поле историософского дискурса. Владея несколькими европейскими языками, Алданов при всем том предпочитал французскую культуру, которую считал квинтэссенцией европеизма. В особенности ему импонировал присущий французскому духу скептицизм и уважение к чужому мнению и независимости мышления. Поэтому в актуальных дискуссиях, когда французские интеллектуалы, говоря о событиях в России, восхваляли историю Великой французской революции, Алданов ставил под сомнения их безоговорочные восторги, напоминая оппонентам о реалиях того времени – кровавом терроре, грязных махинациях отдельных революционеров, уничтожении памятников культуры. Видя в русской революции отражение собственной истории, французы в своем большинстве ей сочувствовали, предпочитая списывать все кровавые эксцессы и истребительную Гражданскую войну на «ам слав» – т.е. национальные особенности русского народа. Алданов же, напротив, утверждал вненациональную закономерность происходящих в России потрясений. Он, в первую очередь, видел в них результат высвобождения хаотически-разрушительной стихии, что, по его глубокому убеждению, основанному на анализе документальных фактов, является следствием любого революционного процесса. В своих публицистических произведениях и историософской беллетристике Алданов заявлял французам, что по воле слепого Случая мы имеем все то, что не раз переживали вы сами в своей революционной истории, хотя и в иной исторической парадигме и, конечно, с элементами русской специфики. Однако «русское» в культурологическом плане заявлялось им как составная часть общеевропейского. По своим политическим взглядам, говоря языком современной политологии, Алданов был европоцентристом, заявляющим ценности современной западной цивилизации в качестве эталона мирового культурно-исторического развития. Европейское сообщество, в котором России отводилась бы роль полноправного уважаемого партнера, русский патриотизм без зазнайства, высокомерия и самоуничижения – вот основные идеологические составляющие политической платформы Алданова, мечтавшего после окнчания Второй мировой войны о создание единого европространства по оси Лондон – Париж – Берлин – Москва. Функции управления и стратегического планирования в единой Европе делегированы были бы, как он писал в своем философском трактате «Ульмская ночь», некоему «мозговому тресту» типа современного «совета Европы». Такого рода взгляды, декларируемые Алдановым в его публицистике, историософской беллетристике и обширной переписке с интеллектуалами русского Зарубежья, снискали ему уважение широких слоев русской эмиграции. Недаром в поздравлении к семидесятилетию писателя, опубликованном в «Новом журнале» (1956. № 46. С. 238.) говорится: