Жан Бодрийар - Фатальные стратегии

Конечно, есть что-то смертельно опасное для того, за кем следуют. Он может настолько забеспокоиться, что впадет в манию преследования. Но это не было целью мадам С. (даже если этот фантазм и мог иногда пробуждаться, но она также рисковала: другой мог полностью изменить ситуацию и, поняв стратагему, увлечь за собой того, кто за ним следит, – он не жертва, он так же силен, как она).

Нет, здесь намного более хитрое убийство: оно заключается в том, чтобы, следуя за другим постепенно, шаг за шагом стирать его следы.

Ведь никто не может жить без своих следов. Раньше или позже это понимает каждый, кого преследуют. Он не может не чувствовать, что его окружает какое-то колдовство, даже если внешне для этого нет никаких признаков. Серый кардинал или блондинка, которая следует за ним, не оставляет за собой следов, зато крадет его следы. Она непрерывно фотографирует его. Но фотография здесь не имеет перверсивного или архивного значения. Она просто показывает, что в таком-то часу, в таком-то месте, при таком-то освещении был такой-то. И одновременно: не было никакого смысла в его пребывании в данном месте в данный момент; и там на самом деле не было никого, я следовала за ним и могу гарантировать вам, что там никого не было. Это не памятные снимки присутствия, а снимки отсутствия – и того, за кем следят, и того, кто следит, – снимки их отсутствия друг для друга.

«Следуйте за мной, – говорил ей другой, к которому она обращалась своим недолгим слежением, – интереснее следовать за мной, чем хлопотать по хозяйству». Но это контрсмысл и перепутывание интереса с высшей степенью соблазна. Неинтересно узнать, например, что кто-то ведет двойную жизнь, разве что ради аромата любопытства, – важно то, что слежка сама по себе составляет двойную жизнь другого . Благодаря этому, любое сколь угодно банальное существование может оказаться преображенным [transfigurée], а любая сколь угодно исключительная жизнь – банализированной. Опять же речь идет не о преследовании, а о соблазне.

Князь Палагонии задумал воспользоваться фатальным эффектом кривых зеркал.

Этот жутко уродливый испанский дворянин построил в окрестностях Палермо виллу по своему образу и подобию, расставил повсюду статуи ужасных карликов, а стены обвесил кривыми зеркалами – и все для того, чтобы самая красивая девушка Сицилии, на которой он женился, могла видеть лишь свои отталкивающее отражения и таким образом смириться и полюбить его благодаря общему сходству.

Или же он укреплял свою власть в сотворении мира похотливых форм (уродство похотливо), где красота воспринимается как вызов или как уязвимость, потому что, в сущности, совершенство невыносимо?

Быть может, в этом заключается тайна всякого соблазна: он протягивает красоте кривое зеркало, где она наконец освобождается от своего совершенства. Если взять шире, то соблазн протягивает чудное зеркало другому, где он наконец освобождается от своей сущности, своей свободы, своего образа, своего подобия, от всего, что обременяет его, в тайне от него самого. Даже Бога соблазняет Дьявол.

Существует ли тайна виллы Палагония? Нет, красота стремится к худшему, чем она, она хочет быть заключенной, оскверненной, истязаемой (под сводом часовни болтается подвешенный за лопатки Христос, будто чучело какой-то нелепой птицы), и первый, кто захочет это сделать, соблазнит ее своим уродством.

Но не первый встречный. У князя Палагонии была благородная душа.

За молодой красивой девушкой А. ухаживает принц. Он не может с ней встречаться, поэтому каждый день пишет ей письма. Девушка об этом ничего не знает, потому что письма приходят ее матери, которая достоверно отвечает вместо нее и таким образом ведет с принцем любовную переписку. А. узнает об этом только после смерти матери, когда находит в ее бумагах эти письма. И при этом не проникается к ней ненавистью. Напротив, этот обман восхищает ее посмертно.

Дело в том, что А. владеет только непосредственным очарованием соблазна и не владеет тайной привлечения принца. А фатальной силой, которая содержит в себе тайну, символической (эстетической, как сказал бы Кьеркегор) силой соблазна, настоящей соблазнительницей является ее мать.

Она то, что отражает, перехватывает и источает соблазн своей дочери без ее ведома . Неведение имеет важное значение, это фундаментальное правило. Только другой знает, что вы лучше всех, только другой знает, что вы любимы, только другой знает, что вы никуда не идете, только другой знает, что ваша жизнь не имеет смысла. В определенном смысле он вас удваивает, он похищает ваше право [raison] на существование, а следовательно, благодаря этому присвоению вынуждает вас существовать намного интенсивнее, чем если бы он вас породил.