Глеб Морев - Поэт и Царь. Из истории русской культурной мифологии - Мандельштам, Пастернак, Бродский

Ср. слова Шиварова, приведенные Н.Я. Мандельштам: «„Как должен был на вашем месте поступить советский человек?“ – сказал он, обращаясь ко мне. Оказывается, советский человек на моем месте немедленно сообщил бы о стихах в органы, иначе он подлежал бы уголовной ответственности… Через каждые три слова в устах нашего собеседника звучали слова „преступление“ и „наказание“. Выяснилось, что я не привлечена к ответственности только потому, что решили „не поднимать дела“» ( Мандельштам Н . Указ. соч. С. 107). Л.С. Флейшман совершенно справедливо вспоминает в связи с этим о том, что в октябре 1932 года Л.Б. Каменеву и Г.Е. Зиновьеву были предъявлены обвинения в недонесении о чтении ими приравненной (по инициативе Сталина) к теракту (как и стихи Мандельштама) рукописи Мартемьяна Рютина «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» и обращения его группы «Ко всем членам ВКП(б)» ( Флейшман Л. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. С. 29; оба исключены из партии и подвергнуты административной ссылке; подробнее см.: «Дело М.Н. Рютина» в судьбе Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева / Публ. И.А. Анфертьева // Исторический архив. 2006. № 1–3).

В январе 1933 года в журнале «Звезда» публикуется статья Ахматовой «Последняя сказка Пушкина», через год в издательстве Academia вышли письма Рубенса в ее переводе. В декабре 1933 года глава той же Academia Каменев вел в Москве разговоры об издании стихов Ахматовой (см.: Тименчик Р. Последний поэт: Анна Ахматова в 1960-е годы. Иерусалим; М., 2015. Т. 2. С. 72). В мае 1934-го она получила анкету для вступления в Союз советских писателей, но «не заполнила» ее (Записные книжки Анны Ахматовой. М.; Torino, 1996. С. 28) – «арест Осипа произвел на меня такое впечатление, что у меня рука не поднялась, чтобы заполнить анкету» ( Ахматова А. Указ. соч. С. 216). Демарш Ахматовой не остался незамеченным – 15 августа 1934 года секретарь Оргкомитета Союза писателей П.Ф. Юдин докладывал ответственному за подготовку съезда секретарю ЦК А.А. Жданову: «Заявления о принятии в СП написали буквально все писатели. Не осталось ни одного писателя, за исключением Анны Ахматовой, которые не подали бы заявления в Союз. Только она одна не подала такого заявления» ( Максименков Л . Очерки номенклатурной истории. С. 247).

Стихи Нарбута появились в «Новом мире» в марте 1933-го. 9 марта 1934 года он выступал в Москве на заседании Оргкомитета Союза советских писателей, был принят в члены Союза (см.: Киянская О.И., Фельдман Д.М . Указ. соч. С. 72).

Агранов наверняка знал о вызванном арестом Мандельштама общественном волнении: вопросы Бухарина, хлопоты литовского посла Юргиса Балтрушайтиса на съезде журналистов, обращение Ахматовой к секретарю ЦИК СССР А.С. Енукидзе – все это составляло «шумок», о значении которого в развитии дела Мандельштама говорила, по свидетельству Н.Я. Мандельштам, Ахматова ( Мандельштам Н. Указ. соч. С. 103).

Из относящихся к 1934 году показаний бывшего начальника Секретно-политического отдела НКВД Г.А. Молчанова на следствии в 1937 году (цит. по: Хлевнюк О . Указ. соч. С. 223).

Дневник Г. Гаузнера, 4 ноября 1933 года (цит. по: Громова Н . Узел: Поэты. Дружбы. Разрывы: Из литературного быта 1920–1930-х годов. М., 2016. С. 133; та же логика прослеживается в письме Ворошилова Сталину от 9 мая 1934 года – см. примеч. 30).

Исследовавшие дело Вольпина О.И. Киянская и Д.М. Фельдман также пишут о факторе «политической целесообразности» ( Киянская О.И., Фельдман Д.М . Указ. соч. С. 138).

Пичурин Л . Последние дни Николая Клюева. Томск, 1995. С. 13.

Domanskij V.A. Указ. соч. P. 446.

См. дневниковую запись секретаря Союза писателей А.С. Щербакова от 30 октября 1934 года: Большая цензура. С. 331; ср. коммент. Л.В. Максименкова: Там же. С. 332.

Отзыв драматурга П.Н. Фурманского; цит. по: Berelowitch А. Op. cit. P. 635.

Об этой возможности упоминал следователь Шиваров ( Мандельштам Н . Указ. соч. С. 107).

Ср. выше (в справке Б.И. Николаевского) о строгом ограничении знакомства с текстом Мандельштама даже высокопоставленных сотрудников ОГПУ. Как уже отмечено, Бухарин узнает текст инвективы позже, после того как руководству ОГПУ станет известна сталинская резолюция на его письме, в первой половине июня 1934 года, – и наотрез откажется принять Н.Я. Мандельштам в «Известиях» при ее появлении в Москве проездом из Чердыни в Воронеж в конце июня 1934 года, а в августе 1936-го, оправдываясь по совокупности своих «прегрешений» последних лет перед Политбюро, сочтет необходимым дистанцироваться от своего заступничества за Мандельштама, объясняя его исключительно настойчивостью Пастернака (см.: Флейшман Л. Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. С. 231). В каком-то смысле из той же, что и Агранов, логики исходила и Н.Я. Мандельштам, утаив от Бухарина антисталинские стихи в мае 1934 года, при первом обращении к нему за помощью.