Марк Уральский - Достоевский и евреи

14 мая 1876 г. Д<���остоевский> делает в Записной тетради ряд заметок о дискуссии на заседании Общества для содействия русской торговле и промышленности по поводу доклада М. И. Гриневича (опубликованного затем в виде брошюры), направленного против злоупотреблений промышленников и торговцев-евреев, которые, по мнению докладчика, были «действительными» причинами упадка сельского хозяйства и внутренней торговли в России. «Заявление г-на Гриневича о жидах в обществе для содействия русской промышленности и торговле. На него напали. Жидам ли у нас не найти защитников?» (см.: ДФМ-ПСС. Т. 24. С. 212 и 467 <���…>). Эта заметка Д<���остоевского> одна из первых, предваряющих главу вторую мартовского ДП за 1877 г. (I. «Еврейский вопрос»; II. «Pro и contra»; III. «Status in statu. Сорок веков бытия»; IV. «Но да здравствует братство!» <���…>). Рассуждения Д. в июньском выпуске ДП за 1876 г. (Гл. 2, главка «Мой парадокс») [БИБЛ-ФМД. С. 163], несомненно, навеяны и этим сочинением Гриневича [ФМД-ПСС Т. 23. С. 42, 370–371].

В библиотеке Достоевского имелась книга скандально известного антисемита-публициста Лютостанского И. И. (1835–1915), специалиста по «кровавому навету»: «Вопрос об употреблении евреями-сектаторами христианской крови для религиозных целей, в связи с вопросом об отношениях еврейства к христианству вообще. Ипполита Лютостанского». М.: Тип. Фрум, 1876 [БИБЛ-ФМД. С. 266–267], а также труд выдающегося русского востоковеда-семитолога Д. А. Хвольсона (1819–1911): «Употребляют-ли евреи христианскую кровь? Рассуждение Д. А. Хвольсона, ординарного профессора еврейского, халдейского и сирийского языков при С.-Петербургском университете, ординарного профессора при С.-Петербургской Духовной академии, члена-корреспондента Академии наук и проч.». СПб.: Тип. д-ра М. А. Хана, 1879. Кроме того, Д. мог знать и книгу Д. А. Хвольсона «О некоторых средневековых обвинениях против евреев» (СПб.,1861) [БИБЛ-ФМД. С. 196–197].

Например, в 1874 и 1876 г. в СПб-ге Обществом по распространению знаний среди евреев был издан трехтомник «Мировоззрение талмудистов» [ФИН-КАЦЕН], где подробно и компетентно освещаются вопросы еврейской морали: о человеке и его обязанностях к Богу, к ближнему своему, о поведении в общественной и гражданской жизни. В библиотеке Достоевского имелась все же одна научная книга, касающаяся «еврейского вопроса»: Чугаевич П. Решение еврейского вопроса во Франции и послужившие ему основанием Декреты Великого Синедриона. Петра Чугаевича. Декреты Великого Синедриона, собиравшегося в Париже первого Адаря месяца 5567 года от сотворения мира (в феврале 1807) под покровительством Наполеона Великого. Киев: Тип. С. Т. Еремеева, 1874 [БИБЛ-ФМД. С. 197].

Ксенофобские выходки Достоевского были замечены его современниками уже в конце 1840-х гг. [СКАНЛАН. С. 247].

Говоря об антиномичности мышления Достоевского, сочетающего в себе одновременно реакционный национализм и ксенофобию с декларированием принципов всечеловечности и призывов типа «Да будет братство!», нельзя не учитывать в частности и такое его утверждение:

Русские люди долго и серьёзно ненавидеть не умеют, и не только людей, но даже пороки, мрак невежества, деспотизм, обскурантизм, ну и все эти прочие ретроградные вещи [ДФМ-ПСС. Т. С. 39].

Вдова писателя А. Г. Достоевская считала литературоведа Л. П. Гроссмана «родным человеком», и предоставила ему доступ ко всем архивным материалам, собранными ею в «Музее памяти Ф. М. Достоевского». Гроссман с гордостью упоминает об этом факте во вступительной статье издания «Воспоминаний» А. Г. Достоевской, — см. [ГРОССМАН-ЛП (V). С. 14].

Как философ Штейнберг был убежден, что

именно Достоевский «владеет тайной жизни, изображая мир, в котором человек несет свою мысль о нем». Многие философы нового времени искали такое мировосприятие — отсутствие противопоставление субъекта и объекта — Штейнберг увидел его у Достоевском. Он представил Достоевского целостной философией, объяснявшей всё: «Эстетический пантеизм и религиозное проникновение в природную жизнь («все одна тайна» — Достоевский, «Подросток») — это две стороны одного и того же: целостного восприятия жизни, где нет двух действий: я и мир. Где мир сверхличен, где личность сверхмирна». Он «прописал» себя по этому адресу: «Итак, «я не неокантианец», потому что принадлежу к школе Достоевского, проникающего» в природную жизнь и устанавливающего основной закон постижения истины — диалог: я и мир [ПОРТНОВА. С. 15–16].