Марк Уральский - Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Был я в Таганроге — тоска смертная.

Для меня, как уроженца Таганрога, было бы лучше всего жить в Таганроге, ибо дым отечества нам сладок и приятен, но о Таганроге, его климате и проч. мне известно очень мало, почти ничего, и я боюсь, что таганрогская зима хуже московской.

Не люблю таганрогских вкусов, не выношу и, кажется, бежал бы от них за тридевять земель.

Ночью чистое мучение: потемки, ветер, трудно отворяемые скрипучие двери, блуждание по темному двору, подозрительная тишина, отсутствие газетной бумаги… Купил гуниади [38] Гуниади — имеется в виду «Гунияди Янос», лечебная горькая природная минеральная вода очень высокой минерализации из термальных источников, находящихся недалеко от Будапешта (Венгрия). В Россию поставлялась по экспорту и была очень популярно как слабительное средство. , но здешний гуниади — бессовестная подделка, с полынной горечью. Каждую ночь приходилось жалеть и бранить себя за добровольное принятие мук, за выезд из Москвы в страну поддельного гуниади, потемок и подзаборных ватеров.

Если бы в Таганроге была вода или если бы я не привык к водопроводу, то переехал бы на житье в Таганрог. Здесь в Ялте томительно скучно, от Москвы далеко, и трудно ходить пешком, так как, куда ни пойдешь, везде горы. Когда в Таганроге устроится водопровод, тогда я продам ялтинский дом и куплю себе какое-нибудь логовище на Большой или Греческой улице.

Я уверен, что, служа в Таганроге, я был бы покойнее, веселее, здоровее, но такова уж моя «планида», чтобы остаться навсегда в Москве… Тут мой дом и моя карьера… Служба у меня двоякая. Как врач, я в Таганроге охалатился бы и забыл свою науку, в Москве же врачу некогда ходить в клуб и играть в карты. Как пишущий я имею смысл только в столице [39] А. П. Чехов — Г. М. Чехову. 10 сентября 1888 г. (Москва); — Чеховым. 7 апреля 1887 г. (Таганрог); — Н. А. Лейкину. 7 апреля 1887 г. (Таганрог); — Чеховым. 14–19 апреля 1887 г. (Таганрог); — Н. А. Лейкину, 23 апреля 1888 г. (Москва); — Г. М. Чехову, 21 марта 1895 г. (Мелихово); — Ал. П. Чехову. 23 сентября 1896 г. (Мелихово); — Чеховым. 7 апреля 1887 г. и 10–11 апреля 1887 г. (Таганрог). — П. Ф. Иорданову. 15 апреля 1897 г. (Мелихово); 25 июня 1898 г. (Мелихово); 11 мая 1902 г. (Ялта); — M. E. Чехову. 31 января 1885 г. (Москва). .

Из-за противоречивых высказываний братьев Чеховых о родном городе в чеховедении:

Появилась нелепая и явно тенденциозная концепция, по которой не было, пожалуй, в старой России другого города, такого «захолустного» и «глухого», «провинциального» и «заштатного», «ленивого» и «скучного», «глупого» и «безграмотного», как «какой-то Таганрог»; такого «дворянского» и «буржуазного», «купеческого» и «чиновничьего», «мещанского» и «обывательского», «сонного» и «мертвого», как «какой-то Таганрог» [БОНД].

Поэтому представляется необходимым привести независимые от этих стереотипов отзывы о Таганроге. В октябре 1877 года, например, в Таганроге провел несколько дней тяжело больной беллетрист-демократ Василий Алексеевич Слепцов. Свои впечатления о городе он описывает так:

Сегодня утром я приехал в Таганрог. Дорогой чувствовал себя прекрасно, много ел, спал и лучшем виде прошлялся целый день по городу. Таганрог — это греческое царство. Немножко похож на Киев, только… здесь греки. Все греки: разносчики, попы, гимназисты, чиновники, мастеровые-греки. Даже вывески греческие. И я рад, что узнал еще одно иностранное слово, а именно: бани по-гречески: эмпорики трапеза. Контора — это трапеза. Они там в этой трапезе кушают своих должников. Мне понравилось. Еще понравилось, что город у самого моря и даже из моего окна его хорошо видно. Кроме того, все здесь есть: и дистиллированный спирт, и сливочное масло, и лимоны (в Пятигорске и лимонов нет), и госпожа Оленина, т. е. газеты, одним словом, все, без чего мне и жизнь не мила.

Я подозреваю даже, что есть кефальная икра. Почтовая бумага есть. Это верно, есть — непротекающая. Я на ней пишу это письмо. Даже знакомые есть. Во-первых, разумеется, актеры — двое уже есть в этой же гостинице, да един адвокат, да еще поврежденный в рассудке купец.

‹…› Погоду здесь я нашел прелестную, именно такую, как желал: ясная, теплая осень. Всяких фруктов и винограду множество… [БОНД].

С описаниями братьями Чеховыми своего родного города резко контрастируют и воспоминания другого коренного таганрожца, их младшего современника, поэта и джазового музыканта Валентина Парнаха:

Я родился в приморском белом городишке… Везде балконы и террасы. Сады полны чайных роз, сирени, гелиотропов. Стройные улицы, обсаженные белыми акациями и пирамидальными тополями, составляли сплошной сад. Летом весь город источал благоухание. Маленький порт, куда я часто ходил с отцом, казалось младенчески улыбался [ПАРНАХ. С. 22].