Наум Вайман - Преображения Мандельштама [litres]

«И по‐звериному воет людьё» (1930).

Е.А. Тоддес, «Избранные труды по русской литературе и филологии», М, НЛО, стр. 415.

А ведь и Багрицкий о том же: «И если он скажет “Убей” – убей”». Хотя первейшая иудейская, а по наследству и христианская, заповедь «не убий»…

Там же, стр. 419.

См. ссылку на стр. 268.

«Родная, мне тяжело, мне всегда тяжело, а сейчас не найду слов рассказать. Запутали меня, как в тюрьме держат, свету нет. Все хочу ложь смахнуть – и не могу, все хочу грязь отмыть – и нельзя. Стоит ли тебе говорить, какой бред, какой дикий тусклый сон все все все! <���…> Я – дичаю с каждым днем. Боюсь своей газеты. Здесь не люди, а рыбы страшные. Мне здесь невыносимо скандально, не ко двору. Надо уходить. Давно опоздал. <���…> Я один. Ich bin arm. Все непоправимо. Напиши мне только как быть, помоги взять твердую линию, помоги уйти от всякой лжи и нечисти». (Из письма к Надежде Мандельштам 13.5.1930.)

О «жидах» не случайно с такой настойчивостью: много было этой братии среди советских писателей (М. Булгаков записал в дневнике: «Новый анекдот: будто по‐китайски “еврей” – там. Там‐там‐там /на мотив “Интернационала”/ означает “много евреев”») и на многих Мандельштам «держал зуб», особенно на Аркадия Горнфельда, которого назвал «дядя Моня с Бассейной».

«И на земле, что избежит тленья,/ Будет будить разум и жизнь Сталин» («Если б меня наши враги взяли…», 1937) . Похожим был и выбор Пушкина. Набоков в «Комментариях к Евгению Онегину» приводит запись в дневнике Кюхельбекера: «Пушкин очень похож на Татьяну восьмой главы: он полон чувств (либеральных идей), которые скрывает от света, так как отдан другому (царю Николаю)».

Насчет «кума» есть замечательный фрагмент из «Поэмы о Сталине» А.Галича: «…Как‐то ночью странною/Заявился к нам в барак/“Кум” со всей охраною./Я подумал, что конец,/Распрощался матерно… / Малосольный огурец/Кум жевал внимательно./Скажет слово и поест,/Морда вся в апатии,/“Был, – сказал он, – Главный съезд/Славной нашей партии./Про Китай и про Лаос/Говорились прения,/Но особо встал вопрос/Про Отца и Гения”./Кум докушал огурец/И закончил с мукою:/ “Оказался наш Отец/Не отцом, а сукою…”».

Григорий Яблонский и Анастасия Лахтикова, «Сон Татьяны», «Новый Журнал», сентябрь 2004.

А.С. Пушкин, «Бесы» (1830).

«единство непомерной стужи… где страшная государственность – как печь, пышущая льдом» («Шум времени»)

«Стихи о русской поэзии» (1932).

В. Пропп, «Исторические корни волшебной сказки», C. 120.

См. ту же работу Яблонского и Лохтиковой.

«Мы живем под собою не чуя страны» (1933).

Д.Д.Благой – советский академик, филолог и пушкиновед

«Стансы» (1935).

«Вот «Правды» первая страница, вот с приговором полоса («Стансы» 1937 года)

Любопытно, что особо отличившимся работникам ЧК и НКВД дарили именные топоры, выкованные в Златоусте, а Мандельштам благословлял «кремневый топор классовой борьбы» («Пшеница человеческая»).

И. Месс‐Бейер, Мандельштам и сталинская эпоха. Эзопов язык в поэзии Мандельштама 30‐х годов. Дисс. на соискание учен.степ.доктора философии. Хельсинки, 1997.

Генрих Киршбаум, «”Валгаллы белое вино”. Немецкая тема в поэзии Мандельштама», М. НЛО, стр. 56.

Знаменитые строки: «Все перепуталось, и некому сказать,/Что постепенно холодея,/Все перепуталось, и сладко повторять:/Россия, Лета, Лорелея».

Есть в его книге и немало спорных, но об этом как‐нибудь потом.

Тоже образ девы‐соблазна из немецкой мифологии, утягивающей путников на дно своего водяного царства.

Исследователи приводят различные литературные переклички с «железными гребнями» убийц‐парикмахеров и плотинами вроде Днепрогэса, похожими на гребенку… Я бы еще добавил хорошую русскую заточку из ручки гребенки – популярное оружие в уличных схватках.

Соломон Волков «Диалоги с Иосифом Бродским».

«Где связанный и пригвожденный стон?» (1937).

«Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето…» (1931).