Владимир Колесов - «Жизнь происходит от слова…»

В результате всех этих и некоторых других искажений в перспективе научного исследования позитивизм в науке сменяется скептицизмом. Возникают многие виды познавательно ориентированных дисциплин (эвристика, эпистемология, герменевтика и т. п.), которые призваны заменить гносеологию как философски ориентированную теорию познания. Плоскостное метонимическое мышление в который раз за всю историю нашей цивилизации сменяет творчески метафорическое мышление на всех уровнях научного исследования. Метод дробится на методики, техника исследования подавляет само исследование. Конечным результатом становится отчуждение исследователя не только от предмета, а затем и от объекта, но и от метода, который, строго говоря, и есть наука. Дробится и сама наука, поскольку всякий минимальный отрезок ее реализации, оформленный в виде известного принципа, становится своего рода «лейблом», знаменующим принадлежность к определенной научной группе.

Хотя наше рассуждение и основано на изучении истории отечественной филологии за продолжительный период времени, оно может показаться слишком отвлеченным для тех, кто с этой историей не знаком. Чтобы иллюстрировать описанное течение событий в их последовательности, рассмотрим развитие Петербургской филологической школы в типичных его моментах. Значительность и своеобразие этой школы несомненны: по справедливому замечанию С.В. Смирнова (Смирнов, 1981), она – самая ранняя из отечественных филологических школ (по ее образцу создавались и новые школы); кроме того, эта школа оказалась способной к постоянным изменениям неразрушительного характера, т. е. она развивалась. Сомнения относительно самого наличия этой школы, высказываемые некоторыми противниками ее (Успенский, 1985, с. 19–20), настолько анекдотического свойства, что их можно оставить в стороне, на совести авторов.

Прежде чем рассмотреть принципы (установки) этой школы, как она сложилась в XIX веке, напомним ее отличия, например, от другой влиятельной школы – Московской (подробнее это рассмотрено в: [Колесов, 1998]). Расхождения между ними обозначились по сферам преимущественного внимания: к семантике системы («значение формы») в ее функции и динамике (Петербургская школа) или, напротив, к языковой форме в лингвистической модели («значимая форма»), статически представленной как стиль (Московская школа).

В истории языкознания вообще наблюдается сначала последовательное углубление в изучение языковой формы (т. е. исследователи идут от предмета к объекту, который необходимо выявить серией последовательных обобщений), от целого текста через его компоненты и так до звука, а с момента, когда формальный анализ дошел уже до смыслового предела (дифференциальный признак фонемы или сема), начался обратный отсчет, но уже единиц не речи, как прежде, а языка. Тем самым лингвистика обрела свой собственный объект исследования, представленный в системном и законченном виде, и вышла за пределы общей филологии. Специально в Петербурге основным предметом и вместе с тем объектом филологии стало слово, углубленное исследование которого привело к открытию морфемы и фонемы (но не дифференциального признака фонемы, поскольку и идея «семы» по известным причинам в Ленинграде не получила развития).

Именно Петербургская школа еще в XVIII веке возвела слово в ранг основной единицы языка и речи. В соответствии с традициями этого века слово в контексте воспринимали здесь как структурное соединение всех языковых единиц и их функций, проявляемых в тексте. Слово, а не предложение, понималось и понимается здесь как исходный элемент живого языка, подлежащий изучению. Слово – это не конструкт и не фикция, и вместе с тем слово не связано прямым образом с логическими или психологическими явлениями высказывания. Лексика – основа лингвистики; употребление и развитие слова на лингвистическом уровне его познания оправдывают ведущие установки Петербургской школы с ее интересом к социальному и историческому. Традиция и здесь восходит к XVIII веку. Составление словарей не только практически необходимо в городе с многонациональным и очень деятельным населением, теоретические установки западноевропейского ratio на постижение славянского logos’a настоятельно требовали того же. Первые словари и были многоязычными объяснительными словарями, преследовавшими цель раскрытия русской ментальности – в том виде, как она еще не сложилась к началу XVIII века. И впоследствии теоретические и практические достижения лексикологии и особенно лексикографии связаны с городом на Неве.