Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Чертков, со свойственной ему «энергией» (бессмысленного предпринимательства), начал устраиваться: привез в комнату свой стол, пару стульев и. кровать !

Заметив, кажется, мое удивление, объяснил, что иногда у него бывает потребность отдохнуть, а так как до его квартиры в Лефортове от музея далеко, то он вынужден рассчитывать и на музей, как на место отдыха.

Ну, что ж, великолепно! Чертков, действительно, человек старый, и к слабостям его надо быть терпимым.

Я все ждал, когда начнется перевозка рукописей, но она не начиналась. Чертков очень часто, почти каждый день, приезжал в музей, озабоченно проходил в свою комнату, запирался там на ключ и… спал. Так продолжалось неделю, другую, третью. К массивной фигуре его в музее все привыкли. Я терпеливо выжидал (и как не выжидать, когда музею обещано было такое богатство!) и ни одним словом не торопил Черткова, зная уже его причуды и надеясь, что в конце концов из них родится какой-то плод.

Но представьте, что никакого плода так и не родилось. Поездив-поездив в музей, поспав там вольготно, Чертков, в конце концов, так и не поместил в нем своих рукописей.

Может быть, он не доверял мне как хранителю музея? Но тогда зачем было делать свое предложение?

Может быть, ему не понравились порядки в музее? Сомневаюсь. За пределы отведенной ему комнаты Владимир Григорьевич никогда не выходил и оценить музейных порядков и непорядков не мог.

Возможно другое: что ему не нравилось то, что я не хожу за ним и не уговариваю его поскорее поместить рукописи в музее. Мою деликатность он мог принять за недостаток внимания и почтительности. Возможно.

Но, скорее всего, и самое намерение поместить рукописи в музей, и отказ от этого намерения были просто блажью этого избалованного вниманием Льва Николаевича и уродливым барским воспитанием дряхлеющего маленького деспота толстовского кружка.

Рукописи Толстого, сбереженные Чертковым, в конце концов все же попали в музей 5, и это естественно: лучшего и более подходящего места для них не было.

Но это произошло уже в мое отсутствие, через несколько лет. Хорошо, что старик Чертков еще удосужился передать рукописи в музей. Оторваться от них было неизбежно: ведь за плечами стояли глубокая, беспомощная старость и смерть!

К концу своего пребывания в Москве я получил новое назначение заведующим финансовой частью меморативных музеев: Государственного музея Л. Н. Толстого, дома Л. Н. Толстого, музея-квартиры композитора А. Н. Скрябина и дома-музея П. И Чайковского в Клину. В связи с этим, помню, как однажды мне доложили в музее Л. Н. Толстого, что меня желает видеть брат композитора П. И. Чайковского. Я поспешил из своего кабинета вниз, в переднюю, и на лестнице во второй этаж встретил тяжело подымающегося кверху высокого, одетого в серую однобортную куртку и совершенно бритого представительного старика. Это был младший брат композитора Ипполит Ильич, тогда – заведующий клинским домом-музеем.

С почтением поздоровавшись с Ипполитом Ильичом, я было предложил ему не заканчивать своего восхождения наверх и спуститься со мною вниз, но он мужественно одолел всю лестницу и затем, сидя со мной в моем кабинете, изложил свое дело. Оно заключалось в просьбе о некотором увеличении средств, отпускавшихся дому-музею Чайковского. К сожалению, я ничего не мог сделать для Ипполита Ильича, так как распределение между четырьмя музеями средств, отпущенных по бюджету Отдела по делам музеев, было уже произведено, – не мною, а тем же отделом! – и перераспределить эти средства, отнявши что-либо у одного музея и предоставив другому, в данном случае музею Чайковского, было невозможно.

На примере с ходатайством музея Чайковского я воочию убедился, что назначение мое заведующим финансами четырех музеев имело чисто фиктивное значение, и я до сих пор решительно не понимаю, зачем понадобилось Отделу по делам музеев или С. А. Детинову учреждение этой фиктивной должности. Потом преемница моя в качестве заведующей музеем Л. Н. Толстого Т. Л. Сухотина-Толстая гордилась этим сложным титулом заведующей финансами и проч., и проч., но гордиться, как мне казалось, было решительно нечем.

Единственно, что мне лично дало это назначение, было только удовольствие знакомства с братом нашего гениального композитора.

Поездка в санаторий ЦеКУБУ. – Севастополь. – Ялта. – Гаспра. – Ай-Тодор. – Комната в бывшем великокняжеском дворце. – Дорожка в Ливадию, связанная с воспоминанием о Л. Н. Толстом. – Прогулка в Алупку: дворец Воронцова. – Подъем на Ай-Петри. – Встреча с автором «Детей Ванюшиных» С. Найденовым. – Знакомство по недоразумению с наркомом здравоохранения Н. А. Семашко. – Три встречи со священником С. Н. Булгаковым. – «Стекло», отделяющее бывшего профессора от собеседника. – Разгул в санатории. – Утопленник. – Южные авантюры П. А. Сергеенко: музей без экспонатов и здравница без клиентов. – Разрыв со стариком-писателем.