Валентин Булгаков - Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Председательницей товарищества состояла А. Л. Толстая (ведь она передала ему часть своих прав как душеприказчицы Толстого), а главную скрипку в нем играл председатель правления изд-ва «Задруга» историк С. П. Мельгунов.

Малосамостоятельная и малообразованная Александра Львовна быстро подпала под влияние Мельгунова (как в 1910 г. она слепо действовала под влиянием Черткова) – и была втянута им в политическое, контрреволюционное предприятие так называемого «Тактического центра». Душу предприятия составляли эн-эсы. Лично я понятия не имел о том, что около Толстовского т-ва и «Задруги» плетется какой-то контрреволюционный заговор: меня в этот заговор не посвящали, считая меня, без сомнения, человеком «неподходящим» для политического действия да к тому же слишком откровенным, «болтливым» (слава Богу, что я таков). Кажется, я уже упоминал о том, что «заговор» был раскрыт, что он разбирался в публичном судебном процессе в большой аудитории Политехнического музея в Москве и что младшая дочь Толстого была при этом осуждена на 10 лет лишения свободы за то, по ее словам, что «ставила самовары» для собиравшихся в ее квартире заговорщиков. Года через полтора Александра Львовна была помилована и отпущена на свободу. Позже она опять вернулась к делам кооперативного товарищества, но нужды в нем уже не было, потому что дело издания Полного собрания сочинений Толстого взял в свои руки Гослитиздат.

В начале июня 1922 года мною, как заведующим музеем Толстого, получено было от Главнауки отношение за № 3476 с предложением представить «мотивированный доклад по вопросу о создании единого Толстовского музея».

Предложение это явилось результатом устных переговоров о расширении музея Толстого, которые я вел, больше в неофициальной обстановке, с заведующим Главнаукой, то есть Главным управлением научных и научно-учебных учреждений, проф. Ив. Ив. Гливенко.

Главнаука создана была в 1921 году, и первым ее председателем состоял личный друг заместителя народного комиссара просвещения проф. М. Н. Покровского Ив. Ив. Гливенко, бывший профессор Киевского университета по кафедре истории всеобщей литературы, автор трудов о Данте, Боккачо, Бомарше. Невысокий, полный, кургузый, с добродушным, опушенным светлой мочальной бородкой лицом, И. И. Гливенко ходил в высоких сапогах, в коротком пальто, с портфелем под мышкой и представлял собою характерную фигуру делового, занятого по двенадцать часов в сутки человека 1920-х годов. Принимая своих многочисленных подчиненных, в том числе академиков и директоров музеев, он был немногословен, но удивительно вежлив, и обычно шел навстречу всем разумным предположениям. К деятелям московских музеев Толстого и Ясной Поляны он относился с особой предупредительностью: ему льстило, что «все те, о ком он читал в воспоминаниях о Толстом, проходят через его кабинет», как говорила мне потом его супруга.

Через И. И. Гливенко я добился того, что при общем сокращении в 1920-х годах штаты музея и дома Толстого остались нетронутыми. Оказал он и ряд других услуг музею Толстого. Посетив однажды дом Л. Н. Толстого в Хамовниках, И. И. Гливенко зашел с сопровождавшим его президентом Академии художественных наук, известным историком литературы и критиком П. С. Коганом, ко мне на квартиру и познакомился с моей женой. После и я познакомился с его семьей и не раз посещал Ивана Ивановича на его квартире. Дружеское расположение симпатичного и высокоинтеллигентного и образованного начальника очень радовало меня.

Отвечая на официальное предложение тов. Гливенко, я подал ему 15 июня 1922 года подробную докладную записку с изложением проекта об объединении всех толстовских коллекций в одном центральном музее. Вопрос шел о перенесении в Москву наиболее ценных экспонатов (картин Репина, Мясоедова и др.) из Петроградского, состоявшего при Академии наук, музея Толстого, из Румянцевского музея в Москве и из рукописного отделения библиотеки Академии наук в Петрограде, куда, между прочим, А. Л. Толстая передала множество рукописей своего отца.

О рукописях я говорил в своей записке, что они находятся вне центра изучения Толстого, образовавшегося в Москве. Относительно работ Репина, хранившихся в Петрограде, представил письмо председателя Толстовского общества в Москве Н. В. Давыдова, который удостоверял, что М. А. Стахович, передавший эти работы в Петроградский музей, поместил их там лишь временно, до того как окончательно сконструируется центральный, Московский музей.