Виктор Шнирельман - Происхождение скотоводства (культурно-историческая проблема)

Учение географов, и в частности Э. Хана, о хозяйственных типах и их исторической последовательности, а также попытка Э. Гроссе установить жесткую корреляцию между типами хозяйства и формами социальной организации стали одними из исходных предпосылок для возникновения концепции исторического развития, выдвинутой представителями Венской культурно-исторической школы. Вместе с тем их решение вопроса о происхождении скотоводства резко отличалось от предложенного Э. Ханом. В. Шмидт и В. Копперс [925; 924] считали, что корни скотоводства следует искать там, где в древности имелись крупные стада диких копытных, а сейчас широко распространено экстенсивное скотоводство, т. е. в Центральной Азии, где древнейшими домашними животными будто бы были олени, лошади и верблюды. Отстаивая моноцентрическую теорию происхождения скотоводства и принципы диффузионизма, эти авторы склонялись к тому, что толчком для развития и распространения скотоводства послужило оленеводство, возникшее у охотничьих народов. Комплексное земледельческо-скотоводческое хозяйство, по их мнению, появилось поздно в результате смешения северных культур с культурами южных мотыжных земледельцев. На археологических материалах теорию независимого становления земледелия и скотоводства пытался обосновать австрийский археолог О. Менгин [801]. Древнейшее земледелие он связывал с ранними культурами Передней и Южной Азии и Африки к югу от Сахары, а скотоводство, по его мнению, родилось в Северной и Центральной Евразии.

Наиболее детально в довоенные годы картина возникновения и распространения скотоводства была рассмотрена в зарубежной науке учеником В. Шмидта и В. Копперса Ф. Флором [581],-который развил идеи Венской культурно-исторической школы, опираясь на многочисленные работы этнографов, лингвистов, зоотехников, а также на археологические данные главным образом в интерпретации О. Менгина. Однако априорный подход, тенденциозная подача материала, а также привлечение в качестве доказательств весьма сомнительных источников — все это не позволило Ф. Флору дать достаточно объективное решение изучаемой проблемы. Утверждая вслед за В. Шмидтом и В. Копперсом, что скотоводство связано своим происхождением с Северной Евразией, тогда как земледелие — с южными культурами тропического пояса, этот автор оставлял за последними лишь право на содержание священных животных в интересах культа, что, по его мнению, не имело никакого отношения к скотоводству. Взаимовлияние скотоводов и земледельцев и смешение их культур происходило, по Ф. Флору, довольно поздно в Иране, Средней Азии и степях Восточной Европы. К таким смешанным культурам он относил общества коровопасов, в частности скифов. Результатом смешения культур Ф. Флор считал распространение скотоводства с его неизменно высокой хозяйственной ролью домашних животных на юг, а культового отношения к животным, напротив, на север. Что же касается последовательности приручения животных, которое Ф. Флор вопреки 3. Хану связывал с высшими охотниками, с их бродячим образом жизни, то она представлялась этому исследователю в следующем виде. Первоначально, еще в конце верхнего палеолита, в прибалтийско-арктической области предками эскимосов и — самодийцев были одомашнены собаки и возникло упряжное собаководство. Позже протосамодийцы, познавшие таким образом принцип скотоводства, одомашнили в Саянах северного оленя, что, в свою очередь, повлекло доместикацию лошади в Центральной Азии и яка в Тибете. Так были заложены основы древнейшего скотоводства, которое с этого момента стало передаваться от одного народа к другому.

Эта надуманная схема оказалась в целом малоплодотворной и была довольно прохладно встречена мировой наукой. Однако отдельные положения, высказанные Ф. Флором, сохраняют свое значение и до сих пор. К ним относится — мысль о возникновении оленеводства в саянском центре, о появлении упряжного оленеводства под влиянием собачьих упряжек, о большой роли в первичном породообразовании гибридизации интродуцированных домашних животных с местными дикими, о доместикации местных диких видов фауны пришлыми скотоводами и т. д.

Важное место в дискуссии о происхождении скотоводства занимал вопрос о причинах приручения животных. Ученые XVIII и большей части XIX в. принимали как само собой разумеющееся идею о том, что скотоводство возникло прежде всего из хозяйственных потребностей. Однако развитие этнографических знаний показало, что это решение вопроса не настолько очевидно, чтобы быть принятым без всяких оговорок. Уже Ф. Гэлтон [593, с. 243–271] показал, что содержание животных встречается на весьма низком уровне развития культуры, хотя и отмечал, что бродячие охотники, которые постоянно находятся на грани голода, неспособны держать пойманных животных в качестве «любимчиков» [593, с. 250]. Ф. Гэлтон предполагал, что доместикация выросла из целой серии полубессознательных действий и не имела своим прямым мотивом хозяйственные цели. Вместе с тем лишь немногие животные превратились из таких животных-«любимчиков», которых держали ради удовольствия, в настоящих домашних животных. Для этого пойманные особи должны были быть неприхотливыми и без труда приспосабливаться к новым условиям жизни, легко привязываться к человеку, быть ему полезными, свободно размножаться в неволе, обладать стадным чувством, облегчающим их выпас. Ф. Гэлтон положил начало теории симбиоза, отметив, что некоторые животные сами идут навстречу доместикации.