Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

Таким образом, начиная с утверждений о необходимости для дворянина хорошего образования, автор фактически завершал свои рассуждения отрицанием необходимости сословного деления общества. Главным критерием для занятия высокой позиции в социуме для Сумарокова становилось не происхождение человека, а его способности и успехи в учебе. Следует отметить, что он не был одинок в своем радикализме. Схожий подход можно было обнаружить в вышедшем в 1768 году утопическом романе Нума, или процветающий Рим М. М. Хераскова, занимавшего с 1763 года пост директора Московского университета [382]. Такие радикальные заявления, конечно, нельзя рассматривать как попытки идейного отрицания сословного строя: речь шла о поощрении развития дворянского образования, а не о ниспровержении привилегий дворянского сословия.

Нашла отражение данная тематика и в журналах, которые выходили в 1760‐е годы. В частности, в Свободных часах в майском номере за 1763 год было опубликовано «Письмо о высокомерии невеж» [383]. В том же году во втором номере Невинного упражнения , издававшегося в Москве, помещена «Сатира на невежд», где обличаются люди, претендующие на высокое положение в обществе только на основании своего знатного происхождения. Как и в Свободных часах , автора сатиры волновали не «невежды» вообще, а именно «невежды», занимавшие высокое положение в обществе [384].

При этом в публицистике раздавались и голоса, скептически относившиеся к излишнему увлечению дворянства науками. В июльском номере Ежемесячных сочинений за 1764 год были опубликованы «Письма» некоего «дворянина посольства», отправленные в 1760 году из Стамбула в Москву. Их автором был Михаил Иванович Прокудин-Горский [385]. В третьем письме «О дружестве, о турецких обыкновениях и о их науках» автор поместил рассуждения, из которых следовало, что для дворянства (провозглашаемого им опорой государства) были нужнее скорее соответствующая амбиция и хранение сословной должности , нежели излишние упражнения в постижении наук. Можно предположить, что овладение определенными науками должно было входить в должность дворянина. Тем не менее автор счел необходимым предостеречь от чрезмерного увлечения науками, которое могло привести к уничтожению того качества, которое и делало дворянина дворянином, то есть его честолюбия [386].

Таким образом, можно констатировать, что во второй половине 1750‐х – начале 1760‐х годов на страницах первых российских журналов активно обсуждаются не только вопросы воспитания и образования детей вообще, но и проблемы сословного – дворянского – образования. Прежде всего, в ряде текстов высказывались мысли о необходимости хорошего образования для дворянина. Постижение наук рассматривалось как необходимое условие для того, чтобы претендовать на высокие должности и, более того, для обладания самим дворянским статусом. В итоге некоторые авторы могли доходить чуть ли не до отрицания сословного деления общества и провозглашения равенства возможностей для занятия государственных должностей. Однако такие радикальные идеи должны были скорее служить стимулом для дворян преуспевать в учебе, чтобы тем самым оправдать свое привилегированное положение. Конечно, следует учитывать, что вдохновение для своих размышлений российские авторы явно черпали из произведений европейских сочинителей, на что указывало и появление на страницах журналов переводов. Однако некоторые авторы не только рассуждали о том, как следует воспитывать абстрактных дворян, но и демонстрировали критическое отношение к современной им российской действительности. И, как свидетельствуют документы, оно было не чуждо и тем, кто к началу 1760‐х годов определял внутреннюю политику империи.

Активное развитие сферы публичной коммуникации по времени совпадало с активизацией государственной политики в сфере образования. Такая политика не была результатом деятельности какого-то специализированного правительственного органа. Скорее она была результатом частичной реализации набора инициатив тех или иных акторов, имевших доступ к принятию властных решений.

Одним из них был Иван Иванович Шувалов. Родившийся в 1727 году в небогатой дворянской семье и получивший домашнее образование, он благодаря своим двоюродным братьям Петру Ивановичу и Александру Ивановичу Шуваловым был взят в 1742 году к императорскому двору пажом [387], где продолжил образование. Согласно отчету учителя пажей Иоганна Фрейслебена от 17 апреля 1748 года, И. И. Шувалов «совершенен во француском языке, изрядно говорит по-немецки, учил гисторию, географию, арифметику, геометрию и немного фортификации» [388]. В 1749 году Шувалов был пожалован из камер-пажей в камер-юнкеры. Как отмечал П. И. Бартенев, «с этих пор начинается придворное значение Шувалова или, как тогда говорили, случай его» [389]. Несмотря на возможности, которые давало его положение, юный фаворит не был склонен использовать милость императрицы для приобретения чинов, должностей и имений. В письме от 10 декабря 1757 года вице-канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову он заявлял, что «рожден без самолюбия безмернаго, без желания к богатству, честям и знатности» [390]. При этом он счел возможным выбрать для себя роль покровителя образования, наук и искусств. Это выражалось не только в покровительстве отдельным персонам (А. П. Сумарокову и М. В. Ломоносову), но прежде всего в активной деятельности в сфере образовательной политики. Именно по инициативе Шувалова в 1755 году был учрежден Московский университет с двумя гимназиями, из которых одна была для дворян, а другая – для разночинцев [391]. Куратором нового университета и его полновластным руководителем стал сам Шувалов. В 1757 году по доношению Московского университета была учреждена Академия художеств в Санкт-Петербурге [392]. В 1758 году в дополнение к гимназиям при Московском университете сенатским указом были созданы дворянская и разночинская гимназии в Казани [393]. И Академия художеств, и казанские гимназии подчинялись Шувалову.