Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

4. Объект обучения . Маленький Иван Васильевич, как сообщает нам автор, в сущности, был вполне обучаем. Понятливый, с живым воображением, вероятно, с хорошей памятью, поскольку «скоро истощил ученый запас учителя», то есть сумел если не усвоить, то запомнить то, что подлежало запоминанию. В то же время мальчик был «совершенно славянской природы, то есть ленивый, но бойкий» (С. 235). Он тяготился занятиями, не мог концентрировать внимание, был чужд добросовестного труда. Все это, полагаю, можно было бы преодолеть, попади он в руки другого учителя.

5. Результат обучения . Нельзя сказать, что при всем своеобразии базового обучения и свойств своей натуры Иван Васильевич не усвоил совсем ничего. В «сухом остатке» оказался французский язык, позволявший подростку не только петь «беранжеровские песни», но, судя по дальнейшему, свободно на нем говорить и даже сочинять маменьке поздравления на праздники, «наполненные риторическими тропами», а иногда и «вколоченные в стихотворный размер». От своего учителя он приобрел умение судить «о многих книгах и о всех науках, руководствуясь одними названиями». Главная проблема состояла в том, что в результате мальчик не получил ни навыков к умственному труду, ни полезных знаний, в результате чего «русский ребенок вырос французиком в степной деревне» (С. 235–236).

Лет с четырнадцати Ивана Васильевича определили на дальнейшее обучение в пансион. Автор повествует об этом этапе образования и воспитания героя гораздо лапидарнее. Тем не менее информация о пансионных годах тоже поддается структурированию.

1. Учителя, программа и методы обучения . Прежде всего, следует заметить, что это был «какой-то частный петербургский пансион». О его учителях из текста можно понять только то, что ученики называли их не иначе как «ослами», что, исходя из общего контекста сюжета о пансионе, едва ли можно считать объективной характеристикой. Вероятнее всего, этот частный пансион содержал какой-нибудь иностранец, и преподавали в нем все те же учителя, французы и немцы, которые при других обстоятельствах могли зарабатывать и частной практикой в дворянских семьях [1265]. В целом рассказчик не иронизирует над пансионом. Во-первых, он «отличался удивительной чистотой и порядком». Во-вторых, учеба в нем была поставлена несомненно лучше, чем у мосье Лепринса: «на лекциях преподавалось несметное множество различных наук», выпускной экзамен «заключался в тридцати или сорока предметах, не говоря об изящных искусствах и гимнастических упражнениях». И если в этих характеристиках и угадывается некоторая усмешка, то плоды пансионного обучения доказывали, что усердные его питомцы на выходе показывали такие высокие результаты, что становились «предметом невольного уважения не только наставников, но даже и самых буйных, самых отчаянных товарищей». В дальнейшем именно полученные в пансионе знания и навыки к труду позволили им сделать быструю служебную карьеру. Беда заключалась в том, что таких было крайне мало, не более двух или трех из выпуска (С. 236–237). Основную массу учеников составляли как раз «буйные и отчаянные». Из всего сказанного можно заключить, что учителя в пансионе, наверное, отличались высокой образованностью и достаточно умело владели методикой преподавания предметов, но едва ли оказывались хорошими воспитателями.

2. Объект(ы) обучения . Иван Васильевич в пансионе стал одним из первых буянов. Он начал курить и пить, предпочитал кондитерские учебным аудиториям, предавался чтению «мерзких романов и поэм, которых и назвать даже нельзя», учил на лекциях «грязные или вольнодумные стихи» и, подобно большинству своих сотоварищей по пансиону, бравировал невежеством и нерадением (С. 237).

3. Результат обучения оказался для Ивана Васильевича еще плачевнее, чем по окончании домашнего курса. Он стал «дрянным повесою, смешным и гадким невеждой, и даже тот скудный запас мелких познаний, который сообщил ему monsieur Leprince , исчез в тумане школьного молодечества» (С. 237). На выпускном экзамене его, естественно, ожидал полный провал. Вместе с тем пороки не полностью вытеснили добрые наклонности, присущие природе Ивана Васильевича. Несмотря на внешнюю испорченность, он вдруг понял, что одарен «понятливостью и памятью», что он мог бы при желании овладеть науками; он «почувствовал, что не рожден для бессмысленного разврата, а что в нем таится что-то живое, благородное… возвышающее душу» (С. 237).