Коллектив авторов История - Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века

В какой степени, в какое время и в какой социальной среде Grand Tour распространился в России? Была ли эта практика настолько стандартизована, чтобы за отдельными случаями мы могли усмотреть элементы общности? Выделяются ли в путешествиях русских какие-то специфические черты, отличные от аналогичных практик, существовавших в то время в Англии, во Франции, в Германии и других странах? Какие представления об идеальном воспитании отражались в этих путешествиях?

Прежде всего заметим, что практика Grands Tours появилась в России позже, чем в других ведущих странах Европы. Судя по всему, она восходит ко времени Петра Великого: в 1696 году, то есть незадолго до отбытия Великого посольства, которое само было своеобразным «туром» по Европе, русский царь начал посылать молодых людей учиться за границу. Эта политика, впрочем, не подразумевала путешествий: предполагалось, что юноши едут изучать морское дело, позже к числу наук добавились медицина и правоведение. Лишь в редких случаях можно было говорить о некоем подобии образовательного путешествия в европейском вкусе. Такой была поездка Александра, старшего сына Ивана Михайловича Головина: осенью 1717 года отец отправил его в университет Галле, где он должен был учиться до весны 1719 года. Может быть, при этом были предусмотрены и путешествия; может быть, Александр Головин действительно путешествовал, – так или иначе, известно, что он просил у отца разрешения ехать в Париж, вероятно с намерением продолжить учебу, и эта просьба показывает, что идея путешествия с целью получения образования, подразумевающая не пребывание в одном и том же учебном заведении, но переезды с места на место, постепенно начала получать признание и в России [1174]. Более известны другие случаи: например, путешествия троих братьев Головкиных: Ивана, Александра и Михаила, сыновей канцлера Гаврилы Ивановича. Все трое, ставшие со временем дипломатами, были отправлены в Западную Европу, где находились либо при российских посольствах, либо в университетах (Галле, Лейпциг); их вояжи, еще ждущие точного научного описания, вполне могут быть сопоставлены с образовательными «турами». Или, скажем, путешествия Ивана Львовича и Александра Львовича Нарышкиных (по Франции и Италии), Федора Андреевича Апраксина (в Галле и Лейден), барона Якова Петровича Шафирова (Галле, Лейпциг), братьев Владимира Петровича и Сергея Петровича Долгоруковых (Лейпциг), барона Эпафродита Мусина-Пушкина, братьев Алексея Петровича и Михаила Петровича Бестужевых-Рюминых (дворянские академии в Копенгагене и Берлине), Ивана Андреевича Щербатова и позже, в царствование Анны Иоанновны, братьев Петра Кирилловича и Семена Кирилловича Нарышкиных (Тюбинген). Как видим, эти случаи, еще немногочисленные, относятся прежде всего к двум группам семей. Во-первых, это семьи, приближенные к Петру Великому и как бы следовавшие примеру просвещенного царя-путешественника; во-вторых, это семьи, насчитывающие к этому времени в своих рядах немало дипломатов.

В дальнейшем разные типы образовательных путешествий начинают все больше отличаться друг от друга. С одной стороны, царский престол, зачастую через посредство таких учреждений, как Академия наук, по-прежнему командирует молодых людей в западные университеты. Речь идет уже, однако, скорее о мелких и среднеобеспеченных дворянах, а то и разночинцах, которые содержатся за границей на казенный счет. С другой стороны, более состоятельные дворяне все чаще поддаются искушению послать своих сыновей учиться в какой-нибудь европейский город. Вплоть до конца 1740‐х годов такие поездки все же оставались довольно редким явлением и ограничивались, как правило, пребыванием в учебном заведении, не предполагая даже в зачаточной форме путешествий по образцу Grand Tour . Тем не менее эти случаи достойны упоминания. Известна история Ирины Петровны Долгоруковой, которая после длительного пребывания за границей и обращения в католичество решила дать образование двоим из своих четверых сыновей: Александру Сергеевичу и Владимиру Сергеевичу, отправив их в Париж и поручив руководству аббата Жюбе (он же Лакур) [1175]. Речи о Grand Tour в данном случае и близко не шло; однако стоит обратить внимание на некоторые места в написанном по-французски письме Долгоруковой от 6 июля (н. ст.) 1743 года к Антиоху Кантемиру, послу России во Франции, которого она просила заботиться о правильном воспитании этих юношей: «Я добивалась для них разрешения путешествовать лишь затем, чтобы они могли продолжить учебу […]» Чуть ниже Долгорукова замечала: «Они еще слишком молоды для самостоятельной жизни […]» [1176]Первая формулировка, как кажется, достаточно ясно указывает на идею – может быть, бессознательную – образовательного путешествия. Вторая повторяет почти дословно размышление об образовательных путешествиях (иначе говоря, о Grand Tour ) Джона Локка, которое находим в его Мыслях о воспитании и к которому мы еще вернемся.