Эдуард Надточий: Паниковский и симулякр

Те технические аппараты знания, посредством которых некоторый массив коммуникационных практик обособляется в “русский” или “английский” язык, а некоторая совокупность письменного закрепления этих коммуникационных практик наделяется статусом “литературы” — приводной ремень Аппарата Захвата, посредством которого осуществляет свою колонизационную деятельность система этнокультурного империализма. Строго говоря, легче скрестить жабу со страусом, чем инкорпорировать методы людей, подобных Фуко и Деррида, в дискурс преподавания языка и литературы (русского — в частности). Ибо и фукианская генеалогия, и дерридианская деконструкция по природе своей противостоят проектам “языка” и “литературы”. Именно в противовес этим проектам создавали свои техники Фуко, Деррида, а в Штатах — люди, подобные Саиду и Де Ману. Славистика, осуществляемая по рецептам деконструкции, — это уже славистика вне проекта не только “великих русского языка и литературы”, но и вообще вне проекта “национальной идентичности” государственно-территориальных образований. Строго говоря, непонятно, почему это должно именоваться славистикой, если само выделение славян — процедура из дискурса, противоположного тому, который так нравится собеседникам (и мне тоже). Саша хочет совсем новой славистики, которая занималась бы “феноменологическим” подвешиванием объекта “Россия” и исследованием разнообразных способов конституирования этого объекта тем или иным писателем. Но славистика, занимающаяся даже и такой продвинутой задачей, всё же остаётся старой доброй “реакционной” славистикой. Ей не надо менять для этого своих оснований кастового знания. Ибо само выделение писателя в качестве “субъекта”, конституирующего в акте своей интенциональной направленности объект “Россия”, уже процедура, осуществив которую, поздно оглядываться. Удостоверение очевидности на основе идентификации эго через субъект, а с ним и Проект Языка и Литературы уже распространили свой смрадный дух. Гаспаров, Лотман и Жирмунский уже захватили тем самым всё возможное пространство, в котором Саша только собирается поразмыслить о феноменологии России у Пелевина. И они сделают эту работу, о которой мечтает Саша, куда основательней и интересней, чем люди, цитирующие через предложение Лакана, Деррида и Фуко. Подвесил ли ты при этом объект “Россия” в рамке или за яйца — уже ничего не изменит. Чтобы соотноситься с тем интеллектуальным климатом, в котором функционируют современные проекты мысли, необходимо мыслить вне проектов “язык” и “литература”. Вне проекта “славистика” и объекта “Россия”.Современный кризис европейского университета, а в более широком плане — самих принципов этнической государственности приобрёл особый размах вместе с попытками образовать надэтническую единую Европу. И сказать, что видны какие-то решения этой проблемы, ещё пока никак нельзя. Даже образование подразделений сравнительного литературоведения (первый шаг в сторону от проектов “языка” и “литературы”) — мечта почти несбыточная в современном европейском университете.

Большой Культурный Империализм имеет две стороны. Кроме отождествления языка, литературы, народа и государства в одно нерасторжимое целое, он выражается ещё и в секционно-дисциплинарном построении системы воспроизводства знания. Египтологи или русисты — это замкнутая в себе каста специалистов, определяемых строго установленным набором знаний (знанием языка первоисточников и т. д. и т. п.), в свою очередь подразделяемых на мелкие касточки специалистов, к примеру, по древнерусской литературе, по 18 веку, по советской литературе 30-х — 50-х гг. и т.п. Не дай Бог специалисту из другой касточки, не говоря уж о другой большой касте, забрести на эту территорию. Накинутся, как бультерьеры, и загрызут. Фуко и Деррида, нарушившие в Европе эти конвенции, превратились в enfants terribles академического европейского знания, и злобное мнение “специалистов” (т. е. членов каст) об их работах — не редкость и сегодня. И оно, это мнение, строго говоря, совершенно оправдано. Человек, путешествующий в своём вопрошании поперёк каст, несомненно наделает множество ошибок, непростительных для узкого кастового профессионализма. Так уж устроена имперская академическая модель, что сама структура знания базируется на знании мельчайших деталей, вполне усвояемых только членами касты. Немыслимо “налётчику” со стороны усвоить эти детали мимоходом. А именно знание этих деталей и составляет для членов касты самоценность. Знание существует для самого себя, наращивание его массива — суть и смысл академической системы. И сколько ни обсуждай модную сегодня в европейских университетах тему “междисциплинарных исследований”, дело не сдвинется ни на шаг, ибо сама система знания устроена на основе моноэтнического империализма.