Алина Анисимова - «Новый историзм» - Науковедческий анализ

Другая попытка определения специфики «нового историзма» основана не на анализе отдельных понятий, а на выделении принципа работы. Одним из таких принципов называется принцип «расшатывания структур». Важно помнить, что методология направления основывалась во многом на критике прежде широко распространенного «универсалистского» подхода к изучению культуры английского Ренессанса. Исследования «универсалистов» предлагали рассматривать культуру Ренессанса как устойчивую культуру. «Новые историки» стремились изменить эти представления, опираясь на принцип «расшатывания устойчивых структур». О том, насколько в «новом историзме» этот опыт оказался успешным, будет рассказано в третьей главе.

Идея описать «новый историзм» как направление, в котором любые стабильные структуры представляются как неустойчивые, была сформулирована уже довольно рано. В 1989 г. Элизабет Фокс-Дженовез говорит об этом впервые [54]. В 2000 г. эту идею развивает Дж. Питере, высказавший предположение, что представители «нового историзма» отыскивают конфликты даже там, где их не было [105].

Еще одним принципом работы, характерным для «нового историзма», называют «борьбу с небытием». В ряде исследований творчество С. Гринблатта и опыт всего «нового историзма» определяют именно таким образом [122]. Это определение может показаться пафосным, но анализ прикладных работ, проделанный в третьей главе, показывает, насколько оно является точным. В «новом историзме» поднимают из небытия понятия, составляющие плоть культуры. К ним относятся «женское», забытое элитой эпохи Ренессанса, «мужское», забытое исследовательницами-феминистками, «визуальное», забытое многими поколениями исследователей культуры и литературоведов.

Имеется ряд специальных исследований, в которых отдельно рассматривается, что именно нового было разработано в рамках «нового историзма». Возможно, авторы этого направления лишь компиляторы, переписывающие то, что было сделано до них. Здесь действительно существует некая науковедческая проблема. С одной стороны, «новый историзм» удачно вписался в общую структуру современного гуманитарного знания и является его неотъемлемой частью, с другой же стороны, анализ литературы, посвященной «новому историзму», показывает, что исследователи постоянно подвергают сомнению новизну направления. Этот тезис оказался довольно устойчивым в аналитических работах о «новом историзме».

Немецкий литературовед П. Хохендаль [77] считал, что «новый историзм» в институциональном отношении – явление крайне неопределенное и серьезной роли среди других гуманитарных дисциплин не играет. Его голландский коллега Ф.Р. Анкерсмит называл концепцию «нового историзма» непроработанной и призывал скептически отнестись к заявлениям о новизне и значительности «нового историзма» [33].

Интересно, что о непроработанности концепции «нового историзма» заявляли не только исследователи, не имевшие к нему отношения, но и сами его представители. Для А. Визера, под редакцией которого вышла первая подборка текстов о «новом историзме», это мнение тоже было характерно. Методологию «нового историзма» он однозначно называет неопределенной [100]. Большие сомнения в новизне «нового историзма» возникают также у Б. Томаса, хотя этот автор допускает, что его собственная методология близка «новоисторической» [126].

Для нас важно зафиксировать как устойчивость внимания к проблеме содержательной «новизны» «нового историзма», так и явную недостаточность такой постановки вопроса. Ведь даже если со скрупулезной точностью установить, что явление это совсем не новое, с небосклона научной гуманитарной жизни США оно не исчезнет.

На русском языке количество публикаций о «новом историзме» невелико, однако важно отметить, в каком контексте российские исследователи обращаются к опыту «нового историзма». В 2000 г. С. Козлов написал небольшую вступительную заметку к двум переводам по теме «нового историзма», в которой определил специфику интереса российских ученых к «новому историзму» в контексте «сближения русского и американского литературоведения». В ней, в частности, он отмечал, что С. Гринблатт заимствует некоторые методологические принципы у Ю. Лотмана. К этим принципам относятся «социально-историческая активность человека» и «структура поведения определенной исторически и культурно конкретной группы» [9].

В другом номере журнала «Новое литературное обозрение» развернулась полемика отечественных ученых относительно «нового историзма». В ней участвовали А. Эгкинд, И. Смирнов, С. Зенкин, Л. Гудков, Б. Дубин. Здесь авторы, полемизируя между собой, пытались определить как специфику «нового историзма», так и перспективы использования его методологии в отечественной науке. Особое внимание было при этом уделено взаимосвязи творчества С. Гринблатта и М. Бахтина. С. Гринблатт, по сути, заимствует у М. Бахтина технику рассмотрения «народной» культуры в «официальных» текстах. На эту важную особенность «нового историзма» указывает С. Зенкин [6, с. 75].