Константин Богданов - О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов

В исторической ретроспективе изучение инокультурных заимствований предстает, таким образом, проблемой, для решения которой – даже в рамках наук о языке – существует по меньшей мере три возможных подхода: в терминах языковой системы, психологии и социальной эпистемологии. Применительно к изучению культуры и общества указанное различение имеет свои импликации в различии структурно-семиотического метода, исследовательских традиций в изучении «ментальностей» и исторической психологии. Насколько выполнимо подобное различение в каждом конкретном случае – это другой вопрос. Возобладавшее в начале XХ века и доминирующее по сей день в социологии и изучении культуры представление о целостном характере социального организма (обязанное своим положением инерции организмической метафорики в описании общества, декларированном Гербертом Спенсером и Эмилем Дюркгеймом) предполагает, что культурные заимствования, появляющиеся в процессе социальной эволюции, не меняют целостности общества и соотносимой с ним культуры. Между тем даже собственно метафорологическое уточнение той же модели с акцентом на роли внешних доминант эволюционного развития усложняет представление о целостном обществе и целостной культуре. Биологические дискуссии о соотношении синтетической и номогенетической теории эволюции имеют в данном случае, по признанию самих социологов, непосредственное отношение к объяснению характера социальной дифференциации и внутреннего разнообразия обществ и культур 49 49 Hejl P. M. The Importance of the Concepts of «Organism» and «Evolution» in Emile Durkheim’s Division of Social Labor and the Influence of Herbert Spencer // Biology as Society, Society as Biology: Metaphors / Ed. by S. Maasen, E. Mendelsohn, P. Weingart. Dordrecht; Boston; London: Kluwer Academic Publishers, 1995. P. 155 – 192. Обстоятельная рецензия на этот сборник: Шмерлина И. А. Биологическая метафора в социологии // Социологический журнал. 2001. № 4. . Если принять во внимание, что воображаемое единство общества и культуры – результат не только их внутреннего развития, но и постоянного процесса интеграции и дезинтеграции с «внешней средой» – другими обществами, культурами, даже попросту природными факторами, то история языковых и социально-культурных заимствований предстает в этом процессе историей, атрибутивной к истории развития самих обществ и культур. Изучение экзотизмов может быть понято при таком подходе как изучение «следов» этого развития – явлений, сопутствующих динамике социального и культурного взаимодействия.

В отличие от лингвистики, исследования в области истории культуры менее ригористичны в плане своей методологии, контаминируя методы истории, исторической психологии, литературоведения, общей семиотики и т.д. Теоретическая ситуация в изучении заимствований и экзотизмов выглядит схожей. Вместе с тем общей методологической предпосылкой такого изучения могли бы стать, с одной стороны, прерогативы ценностного критерия в процессе восприятия и адаптации инокультурной традиции, а с другой – внимание к метафорическим, переносным смыслам связываемых с экзотизмами значений. Экзотизмы по определению «нереферентны» к обозримому пространству заимствующей их культуры – но именно поэтому вменяемые им значения оказываются в наибольшей степени открыты для ассоциативных и метафорических коннотаций. Отсутствие устойчивой традиции лексико-предметных и лексико-смысловых соответствий делает языковые заимствования естественным объектом языковой метафоризации и/или аллегоризации. Риторико-поэтический эффект этого обстоятельства вполне осознавался уже в античности: использование иноязычных слов закономерно подразумевает нечто бьльшее и иное, нежели они обозначают в том языке, откуда они первоначально заимствованы 50 50 О функции заимствований в теории риторики и поэтики: Меликова-Толстая С. Античные теории художественной речи // Античные теории языка и стиля. М.; Л., 1936. С. 177; Tröger T. Fremdwort // Historisches Wörterbuch der Rhetorik. / Hrsg. G.Ueding. Bd. 3. Tübingen: Max Niemeyer, 1996. Sp. 465 – 472; Anderson R. D. Glossary of Greek Rhetorical Terms connected to Methods of Argumentation, Figures and Tropes from Anaximen to Quintilian. Leuven: Peeters, 2000. P. 30, 73 – 74. .

В общем виде исследование экзотизмов связано с изучением инокультурных заимствований и проблемой культурной и идеологической рецепции 51 51 См. теоретически ценные работы, посвященные изучению экзотизмов в западноевропейской культуре: Pochat G. Der Exotismus wдhrend des Mittelalters und der Renaissance. Voraussetzungen, Entwicklungen und Wandel eines bildnerischen Vokabulars. Stockholm (Stockholm Studies in History of Art, 21), 1970; Lange T. Idyllische und exotische Sehnsucht. Formen bürgerlicher Nostalgie in der deutschen Literatur des 18.Jahrhunderts. Kronberg/Ts: Scriptor, 1976; Moura J. – M. Lire l’exotisme. Paris: Dunod, 1992; Moura J. – M. L’ Europe littéraire et l’ailleurs. Paris: Presses Univ. de France, 1998; Célestin R. From Cannibals to Radicals: Figures and Limits of Exoticism. University of Minnessota Press, 1996; а также предисловие Г. Руссо и Р. Портера к сб.: Exoticism in the Enlightenment / Ed. by G. S. Rousseau and R.Porter. Manchester: Manchester Univ. Press, 1990. P. 1 – 22 (здесь же богатая библиография вопроса). . Применительно к истории идей, решающей схожие проблемы преимущественно в биобиблиографическом плане (в области истории литературы, философии, науки), сложности в отслеживании путей трансмиссии и преемственности концептуальных инноваций стали в свое время предметом дискуссий, инициированных работами Квентина Скиннера. Скиннер подверг основательной критике привычное в литературоведении и истории философии предположение о возможности анализа текста путем выделения в нем идей, мотивов, сюжетных и силлогистических находок, продиктованных влиянием некоторого другого гипотетически исходного к нему текста. У исследователя, настаивал Скиннер, никогда не может быть уверенности, что выделение той или иной предположительно заимствованной идеи у такого-то автора не является плодом исследовательской абстракции хотя бы потому, что она результирует комбинаторику фрагментарных элементов, совсем не обязательно восходящей в своей совокупности к некоему конкретному автору и конкретному тексту 52 52 Skinner Q. The Limits of historical Explanations // Philosophy. 1966. Vol. XLI. № 157. P. 203 – 207; Skinner Q. Meaning and Understanding in the History of Ideas // History and Theory. 1969 Vol. VIII. № 1. P. 17 – 18. См. также: Skinner Q. A Reply to my Critics // Meaning and Context / Ed. by J. Tully. Cambridge, 1988. P. 272 – 280. . Таким образом, самое большее, на что может рассчитывать исследователь, изучающий историю идей, – это установление некоего общего поля, в котором особенности данного текста теряют свою специфику на фоне других соотносимых с ним текстов. Стоит заметить, что вычитываемое у Скиннера и разделяемое сегодня многими историками идей убеждение в условности семантического конструкта, называемого нами «идея» или даже «факт» 53 53 В 1940-е годы Сьюзан Лангер уверенно писала: «Мы, вероятно, согласимся в главном: факт – это интеллектуально сформулированное событие, формулируется ли оно в процессе чистого наблюдения, словесного истолкования или ответного действия» ( Langer S. K. Philosophy in a New Key: A Study in the Symbolism of Reason, Rite, and Art. Cambridge, Mass., 1976. P. 26). См. также: Фейерабенд К. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 149. , имеет как содержательные (интенциональные), так и методико-дисциплинарные импликации в давних дискуссиях о возможностях «объективизации» слова и/или понятия в границах сколь-либо определенной исследовательской программы. В начале XX века Фердинанд де Соссюр писал о невозможности считать слово целостным и конкретным объектом лингвистики по той причине, что ни одно слово не дано во всей целостности: оно ставит исследователя, с одной стороны, перед грудой разрозненных и никак не связанных между собой явлений, а с другой – «распахивает дверь перед целым рядом наук: психологией, антропологией, нормативной грамматикой, философией и т.д.» 54 54 Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977. С. 46 – 47. «Объектность» (как и «объективность») анализа является в этом смысле не более, чем точкой зрения, позволяющей рассматривать обнаруживаемые ею явления ввиду дисциплинарно различных аналитических процедур. «Объект(ив)ный» порядок значений, связываемых с порождением и трансмиссией идей, конструируется, конечно, на тех же основаниях. Установление семантического пространства слова, идеи или факта (события) в методологическом отношении определяется при этом, с одной стороны, выбором примеров, а с другой – приемами самого этого выбора, продиктованного такой исследовательской методикой, для которой предлагаемый выбор примеров методологически актуален. Ясно поэтому, что история слов, как и история идей (а значит, и история идеологии), так или иначе включает в себя и те научные пресупозиции, которыми приходится руководствоваться при написании самой этой истории 55 55 «Ученым приходится самим формулировать свои суждения, поскольку они обладают сознанием, сферу которого очерчивают модели и примеры их исследовательской традиции» ( Barnes B. Scientific Knowledge and Sociological Theory. London, 1974. P. 68, 154). .