Эрик Дэвис - Техногнозис - миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Эпплуайт и его экипаж свели счеты с жизнью потому, что они чувствовали, что перегрузки Земли не избежать или, по крайней мере, что игра становится все более бестолковой. Сигналом к старту для членов культа был старый позывной для всех пророков: комета в небе. Но даже этой древней космической глыбы коснулась заразительная сила гиперреальности. На месте совершения самоубийства исследователи обнаружили изображение кометы Хейла-Боппа, первоначально полученное с использованием ювелирной астрономической спутниковой оптики, которое все еще висело на экранах их мониторов. Однако природа изображения неуловимо менялась, пока оно шло через телевидение, газеты, журналы и Интернет. Прежде всего комета Хейла-Боппа, проносясь через электронную вселенную, подцепила сумрачного «Компаньона»: непонятного двойника, описанного и сфотографированного неумелыми астрономами и превращенного в космический корабль богатым воображением уфологов-экстремистов. Другими словами, комета Хейла-Боппа стала симулякром, виртуальной реальностью, и ко времени, когда она достигла терминальных экранов на ранчо в Санта-Фе, ее изображение разрослось в ярко горящую сигилу постчеловеческого томления и миллениалистской тоски — тех эмоций, которые с неизбежностью позволяют услышать чужой зов. Комета вновь стала предвестником: логотипом последних времен, огромным вихрем в небе, знамением культуры, неспособной остановить свое разрушение.

Когда Маршалла Маклюэна спрашивали, оптимист он или пессимист, он неизменно отвечал, что он апокалиптик. Этот характерно ироничный ответ не только напоминает о том, что Маклюэн был правоверным католиком, но и намекает, почему этот человек был так не склонен занимать определенную моральную или политическую позицию в отношении электронного общества, привнесению которого в общественное сознание он способствовал. К ужасу многих его критиков, Маклюэн занял позицию пророка медиа, предугадывающего технологические «признаки времени», делая иронический и фаталистический шаг в сторону со светской арены социального действия и исторического конфликта. Но Маклюэн был не столько технологическим детерминистом, сколько технологическим экзегетом: он прочитывал медиаландшафт через фильтр своего собственного чрезвычайно богатого воображения, позволяя аналогиям не в меньшей степени, чем анализу, вести себя вперед. Этот метод позволил Маклюэну выразить догадку гораздо более глубокую, чем социополитический дискурс, формулируемый многими теоретиками медиа, догадку о том, что человек и человеческая цивилизация переживают бурную трансформацию, настолько полную и безвозвратную, насколько только можно представить.

У истинного апокалиптика чувство, что история готова сделать поворот, вызывает психологическую установку гораздо более сложную, нежели оптимизм или пессимизм, потому что апокалиптический поворот отчасти черпает свою силу из смешения спасения и гибели и даже принятия одного за другое. Даже старые школьные воззрения на библейских апокалиптиков были глубоко по-лярны, разрываясь между взятием на небеса и чумой, Новым Иерусалимом и Антихристом, пришествием Мессии и последним путешествием в преисподнюю. Шизофрения Маклюэна в этом отношении могла доходить до крайности. С одной стороны, он мог заявлять, как он сделал это в интервью Playboy в 1969 году, что компьютерные сети выполняют обещание появления технологически порожденного состояния универсального понимания и единства, состояния погруженности в Логос, который может объединить человечество в одну семью и создать вечную коллективную гармонию и мир.

Взывая к убеждению Данте, что люди будут жить как осколки разбитого целого, пока мы не «объединимся во всеохватывающем сознании», Маклюэн дошел до сути дела: «В христианском смысле это просто новая интерпретация мистического тела Христа; а Христос в конечном счете есть предельное измерение человека» 212. Но почти в то же самое время Маклюэн мог лелеять гораздо более мрачные взгляды на новую технокультуру. В письме философу-томисту Жаку Маритену Маклюэн разгромил свои взгляды, изложенные в Playboy в самых сильных выражениях, какие только можно представить:

Электронное информационное окружение, будучи крайне неуловимым, поддерживает иллюзию мира как духовной субстанции. Это теперь разумное факсимиле мистического тела [Христа], откровенная манифестация Антихриста. В конечном счете Князь мира сего — великий электронный инженер 213.