Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Я заверил его:

— Нет, у меня много консервов. Но я люблю эти листья! Я не ел их уже много лун!

Мой друг-пираха посмотрел на меня. Потом на листья. Потом снова на меня.

— Пираха не едят листьев, — сообщил он, — Вот поэтому ты и не говоришь на нашем языке хорошо. Мы, пираха, хорошо говорим на нашем языке, и мы не едим листьев.

Он ушел, вероятно, полагая, что только что дал мне ключи к изучению его языка. Однако мне связь между поеданием салата и говорением на пираха показалась непостижимой. О чем он хочет мне сказать? О связи между моей едой и языком, на котором я говорю? Глупости!

Вот только слова Ахоапати продолжали меня преследовать, как будто в них был заключен какой-то полезный совет, который надо понять.

Затем я обнаружил еще одну удивительную вещь. Пираха разговаривали со мной, а потом поворачивались друг к другу и обсуждали меня так, словно меня рядом не было. Однажды Ипооги спросил меня в присутствии других индейцев:

— Дэн, скажи, ты не мог бы дать мне спичек?

— Конечно, вот!

— Отлично, он дает нам две спички. Теперь я попрошу у него полотно.

Зачем они говорили в моем присутствии так, будто я их не понимаю? Ведь я только что ответил на просьбу, показав им, что я понимаю их. Что же я упустил из виду?

С точки зрения пираха, их язык происходит из их образа жизни и из их отношений с другими пираха. Они не воспринимали мои правильные ответы на их вопросы как признак владения языком (точно так же, как я не считаю, что мой телефон с автоответчиком — носитель английского языка). Для индейцев я был чем-то вроде попугаевара, которых так много водится по берегам Майей, а то, как я «говорил», было для некоторых из них этаким забавным курьезом или трюком. Я, в сущности, не говорил вовсе [60] Это можно считать общечеловеческой чертой: даже представители другого сословия или класса в рамках одного и того же общества могут говорить о человеке все, что вздумается, в его присутствии, если он воспринимается как чужак Пли не вполне «свой» (прим. пер.). .

Я не утверждаю, что у пираха есть теория о связи языка и культуры (хотя и не утверждаю, что ее у них нет). Все же могу сказать, что их вопросы и действия стали катализатором для моих размышлений на эту тему.

Как и в случае с большей частью необычных высказываний и поступков, свидетелем которых я был в селении, я понял: Ахоапати говорил мне больше, чем я мог сначала понять. Его слова означали: чтобы говорить на пираха, надо жить в культуре пираха. Среди современных лингвистов есть несколько человек, которые (в духе Эдварда Сепира и Франца Боаса, великих новаторов начала XX в.) считают, что культура нетривиальным образом воздействует на грамматику. Мои доводы, впрочем, не такие, как у остальных — даже в этом меньшинстве. Сложности при переводе Библии на пираха были в основном вызваны взаимосвязями языка и общества этого народа, из-за которых даже грамматику как составную часть языка нельзя понять без одновременного изучения языка и культуры. Я считаю, что это верно для всех языков и обществ, не только для пираха. Язык — это результат сложного взаимодействия общественных ценностей, теории коммуникации, биологии, физиологии, физики (физических аспектов фонетики и врожденных ограничений человеческого мозга) и человеческого мышления. Верно это, на мой взгляд, и в отношении грамматики — двигателя языка.

В современной лингвистике, равно как и в основной массе исследований по философии языка, при изучении человеческого общения принято отделять язык от культуры, однако в результате они не могут подойти вплотную к языку как «естественному явлению» (в формулировке философа Джона Сёрля). Начиная с 50-х гг. XX в., многие языковеды и философы характеризовали язык почти исключительно в рамках математической логики, как будто для понимания языка как такового неважно, что у него есть значение и на нем говорят люди.

Язык — это, возможно, высочайшее достижение Homo sapiens. Как заметил Сёрль, создав язык, люди приходят к согласию о том, как именовать, характеризовать и классифицировать мир вокруг них. Эти соглашения затем становятся фундаментом для прочих соглашений и договоров в обществе. Следовательно, общественный договор по Жан-Жаку Руссо не является договорной первоосновой человеческого общества (по крайней мере, не в том виде, в каком это представлял сам Руссо). Такая первооснова — язык. С другой стороны, язык — не единственный источник общественных ценностей. Важную экстралингвистическую роль играют традиция и биология; многие ценности в обществе передаются без помощи языка.