Василий Щукин - Между полюсами.

Оба высказанных мнения позволяют мне сделать два вывода. Во-первых, о колоссальном значении славянофильского представления о совершенно особой, ни с чем не сравнимой русской судьбы, на которую всегда можно сослаться, когда осознание отодвинутости соплеменников Толстого и Достоевского на самый дальний край европейского культурного пространства (дальше прибалтов, дальше украинцев, а может быть, и белорусов!) становится невмоготу. И во-вторых, об огромной привлекательности главного идеала западников — мечты об уважении к достоинству отдельно взятой человеческой личности, которое и составляет главную цель исторического прогресса. Прогресса, который хотя бы частично удалось осуществить в России в период ее наивысшего расцвета и который был бы немыслим без неустанной созидательной деятельности русских западников и — шире — русских европейцев.

Что удалось западникам

В начале шестидесятых годов XIX века, в эпоху Великих реформ, многим даже самым пристальным наблюдателям русской общественной жизни казалось, что непримиримый спор западников и славянофилов давно утратил свою актуальность и что оба предлагавшихся ранее решения русских “проклятых вопросов”, западническое и славянофильское, в равной степени устарели. “К их домашним раздорам наше время совершенно равнодушно” [18] [18] Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972–1990. Т. 18. С. 37. , — писал Достоевский о славянофилах и западниках в объявлении о подписке на журнал “Время” на 1861 год. A спустя год он иронизировал:

Конечно, западничеству не растолкуешь его исключительности ни за что; только обругают за это, и больше ничего. С славянофилами тоже в этом смысле спорить нельзя, всё одно что воду толочь. Не за смысл, собственно, этих старинных теорий мы теперь и упрекаем их. Мы верим, что эти две наивнейшие и невиннейшие теперь в мире теории умрут наконец сами собою, как две дряхлые ворчливые бабушки в виду молодого племени, в виду свежей национальной силы, которой они до сих пор не верят и с которой до сих пор, по привычке всех бабушек, обходятся как с несовершеннолетней малюткой [19] [19] Достоевский Ф.М. Славянофилы, черногорцы и западники, самая последняя перепалка // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 27.

Однако история показала, что великий писатель был не прав. “Наивнейшие и невиннейшие” теории оказали огромное влияние и на самого Достоевского (впрочем, сам он этого нисколько не отрицал), и на состояние русских умов на протяжении полутора столетий. Более того: внутренняя и внешняя политика России, государственные и правовые институты, наука и культура развивались в идеологическом горизонте, возникшем в результате “старинной” полемики западников и славянофилов. О воздействии последних на судьбы страны во второй половине XIX и в ХХ веке было написано немало. О роли западников и западничества в определении исторических судеб России в последние предреволюционные десятилетия известно гораздо меньше.

Как бы ни пытались доказать, что западничество (как и славянофильство) было лишь доморощенной, “салонной” теорией, факты свидетельствуют об ином. Едва возникнув, еще в сороковые годы, оно пусть в строго ограниченных рамках, но все же начало воздействовать на русскую общественную жизнь. Дело в том, что идеи, выдвигавшиеся западниками и распространявшиеся ими не только в ходе дебатов в московских и петербургских гостиных, но и в печати, отвечали насущным духовным потребностям образованной публики, оказывались созвучными с наиболее чувствительными пунктами ее “горизонта ожиданий”. Особую популярность сыскали статьи Белинского, которые вызывали у читателей литературных журналов неслыханный энтузиазм [20]Важно подчеркнуть тот факт, что именно западничество, а не славянофильство отвечало чаяниям широких кругов образованного общества в середине XIX века, — и лишь спустя десятилетия симпатии стали разделяться поровну, а иногда, как, например, в начале XX столетия или позднее, в брежневские времена, даже склоняться в сторону славянофильства. И вновь стоит обратиться к Достоевскому шестидесятых годов, к Достоевскому-почвеннику, который — на этот раз в высшей степени метко и проницательно — определил причины, по которым современное ему русское общество решительно предпочло славянофилам западников [21]:

Будто в западниках не было такого же чутья русского духа и народности, как в славянофилах? Было, но западники хотели по-факирски заткнуть глаз и ушей перед некоторыми непонятными для них явлениями; они не хотели оставить их без разрешения и в о ч т о б ы т о н и с т а л о отнестись к ним враждебно, как делали славянофилы; не закрывали глаз для света и хотели дойти до правды умом, анализом, понятием. Западничество перешло бы свою черту и совестливо отказалось бы от своих ошибок. Оно и перешло ее наконец и обратилось к р е а л и з м у, тогда как славянофильство до сих пор еще стоит на смутном и неопределенном идеале своем, состоящем, в с у щ н о с т и, из некоторых удачных изучений старинного нашего быта, из страстной, но несколько книжной и отвлеченной любви к отечеству, из святой веры в народ и в его правду, а вместе с тем (зачем утаивать? отчего не высказать?) — из панорамы Москвы с Воробьевых гор, из мечтательного представления московских бар половины семнадцатого столетия, из осады Казани и Лавры и прочих панорам, представленных во французском вкусе Карамзиным, из впечатления его же “Марфы Посадницы”, прочитанной когда-то в детстве, и наконец, из мечтательной картины полного будущего торжества над немцами, несколько даже физического, — над немцами непрощенными и даже, уже после торжества над ними, попрекаемыми. Мы вовсе не хотим смеяться, говоря это, да и смеяться-то не над чем; но мы хотели только заявить о несколько мечтательном элементе славянофильства, который иногда доводит его до совершенного неузнания своих и до полного разлада с действительностью. Так что во всяком случае западничество все-таки реальнее славянофильства, и, несмотря на все свои ошибки, оно все-таки дальше ушло, все-таки движение осталось на его стороне, тогда как славянофильство постоянно не двигалось с места и даже вменяло это себе в большую честь. Западничество смело задало себе последний вопрос, с болью разрешило его и, через самосознание, воротилось-таки на народную почву и признало соединение с народным началом и спасение в почве. Мы, со своей стороны, заявляем как факт и твердо верим в непреложность его, что в теперешнем, чуть не всеобщем (кроме некоторых крайних и смешных исключений) повороте к почве, сознательном и бессознательном, влияние славянофилов слишком мало участвовало, а даже, может быть, и совсем не участвовало. Партия движения шла собственным путем и осмыслила свой путь собственным анализом. Но и признав необходимость почвы, она прежнею жизнью, прежним развитием убедилась, что дело не в проклятии, а в примирении и в соединении, что реформа, отжившая век свой, все-таки внесла к нам великий элемент общечеловечности, заставила нас осмыслить его и поставила его в нашем будущем как главное назначение наше, как закон природы нашей, как главнейшую цель всех стремлений русской силы и русского духа. И заметьте себе: западникам сочувствовала всегда у нас масса общества. Не презирайте ее, эту зарождающуюся массу! не говорите о ней, как уж и слышится с некоторых сторон, что масса нашего общества слишком ничтожна, слишком невежественна, слишком изуродована на европейский лад и уже подгнила, прежде чем хоть во что-нибудь успела сложиться. Не утешайте себя этим, не пренебрегайте инстинктами общества, каковы бы они ни были. Вспомним, что общество страстно сочувствовало западникам и разделяло все их ошибки и увлечения, тогда как постоянно принимало славянофильство за маскарад. А где тайна этого сочувствия массы? Тайна в том, что жизнь, хоть какая-нибудь, что действительность, что обновление, что залоги будущего, что даже самый возврат на родную почву и первый шаг к тому — все-таки в руках реалистов, потому что европеизм, западничество, реализм — все-таки это возрожденная жизнь, начало сознания, начало воли, начало новых форм жизни. Западничество шло путем беспощадного анализа, и за ним шло все, что могло идти в нашем обществе. Реалисты не боятся результатов своего анализа [22]