Шалва Амонашвили - Рука водящая

Директор крайне озадачен.

— А вы не беспокойтесь, — сказал мальчик, — посадите меня в первый класс.

— Как?! — воскликнул директор, — на это я не имею морального права!

— Почему? Мне это будет очень полезно, я не спешу взрослеть. Только у меня к вам большая просьба.

— Какая просьба? — отозвался директор.

— Определите меня в класс Алексея Александровича.

Лицо директора засияло.

— Значит, вы всё-таки решили вернуться в школу? У вас же педагогический талант!.. Вы же феномен, как этот мальчик… Значит, вы согласны?

— Утверждающий богат, — проговорил мальчик как бы про себя.

— Да… — нехотя произнёс Алексей Александрович и укоризненно посмотрел на мальчика.

Тот улыбался и шептал:

— Утверждающий богат… Утверждающий уже на Пути…

Директор вызвал завуча.

— Алексей Александрович не уходит из школы. Дайте ему первый «А» класс и зачислите этого мальчика тоже в первый «А»!

Завучу это распоряжение директора не понравилось, на лице появилась кислая мина, и она сухо произнесла:

— Хо-роо-шоо…

Стоило ей скрыться за дверью, директор преобразился в поэта и, уже не предупредив своих слушателей, начал читать стихи с многозначительными движениями правой руки. Рука напоминала мальчику плавное движение хвоста персидского кота, когда тот, чем-то очень довольный, разгуливает по комнатам.

Стихи были прекрасны. Мальчик и Алексей Александрович наградили поэта заслуженными аплодисментами.

Они попрощались с директором и собирались уходить, но он остановил их у дверей.

— Алексей Александрович, вы не ответили мне… Стихи, которые я хочу посвятить вам, вы принимаете?

Алексей Александрович смутился, чуть покраснел. Сразу не нашел, что сказать. И пока он соображал, мальчик произнес вместо него:

— Эти стихи ему очень нужны… Как вы прекрасно в них говорите:

— Ты даже запомнил мои стихи? — порадовался директор. А Алексей Александрович застенчиво произнес: «Спасибо вам».

Прошло три дня, как начались занятия в школе. Вечером, когда Алексей Александрович собрался готовить конспекты завтрашних уроков, к нему нагрянул мальчик.

Он был чем-то недоволен, стоял у порога, подбоченившись и насупив брови.

— Что ты с нами творишь? — сказал он строго.

— В чём дело?! — не понял причину упрёка Алексей Александрович. — Входи…

Мальчик остановился посередине комнаты.

— Разве не понимаешь, что ты отупляешь детей своими уроками?

— Как?

— Как-как! — передразнил мальчик. — Садись! — и он указал Алексею Александровичу на кресло.

Тот повиновался.

— А теперь делай, что я тебе скажу. Произнеси слово «мама»… Ну, делай… Сколько раз открыл рот?.. Отвечай… Значит, сколько в слове «мама» слогов?.. Скажи?

— Зачем ты заставляешь меня это делать?

— А ты зачем заставляешь всех нас это делать.

— Я же должен научить вас читать?

— Чтобы потом мы возненавидели чтение?.. Ты знаешь, какой сейчас век? Скажи!

— Двадцать первый… Сам не знаешь, что ли?

— Но так, как ты нас учишь, учили двести, триста, пятьсот, тысяча лет тому назад… Тебе это понятно?

Мальчик достал из кармана палочки.

— Держи! — и протянул Алексею Александровичу три палочки. — Сосчитай, сколько у тебя палочек?

— Три…

— Дай мне полный ответ: «У меня в руке три палочки». Повтори!

— Слушай, не надо со мной играть…

— Отними одну палочку… Сколько осталось?

— Что тебе от меня нужно?

— Чтобы ты понял: нельзя дурачить детей…

— Видишь, сколько методических пособий я накупил! Я делаю всё, как надо, как в них написано, от них не отхожу!

— Потому и вредишь нам. Что значит надо? Кому надо — тебе или детям, или твоему завучу?

— В этих книгах же опыт…

— В них опыт учителей, а не детей. Взрослые, которые пишут эти шпаргалки, больше заботятся о самих себе, чем о жизни детей! А ты другой, тебе надо делать всё наоборот, всё по-другому. Твои бывшие ученики до сих пор восхищаются тобой!

— Я же не могу каждый раз ломать программу? Я обязан нести детям то, что положено…

— Разве ты сам не лучшая, живая, творческая программа? Неси детям самого себя, чтобы они безмерно полюбили тебя; тогда полюбят они и знания. Это есть мудрость, но написано ли о ней в твоих пособиях?

Алексей Александрович впал в отчаяние.

— Пойми, я не учитель, а литератор, да ещё студент…

— Ты остаёшься отрицающим, так ты никогда не станешь учителем.