Мария Згурская - Дворцовые перевороты

Термин «политическая борьба» в то время был весьма растяжимым, он включал в себя не только придворные интриги (по части которых японцы были большими мастерами), но и откровенную магию. Причем заговорщики четко соблюдали «политкорректность и конфессиональные рамки» духов, каждая сторона обращалась к «своим»: синтоисты к духам синто, буддисты – к бодхисаттвам, или к божествам, покровительствующим буддизму. Так, Докё просил лояльного Хатимана поспособствовать восхождению на престол. Соперники Кокэн перед мятежом Осикацу тайно похитили прядь ее волос, вложили их в череп мертвеца и бросили в реку, обратясь к духам-ками реки и произнесли соответствующее проклятие, что должно было устранить ее из борьбы за престол. Однако «черная магия» в тот раз оказалась бессильна перед лицом превосходящих сил противника. Мятежный принц Вакэ (мечтавший убрать Докё), как говорится в одном разоблачительном указе Кокэн, обратился с молитвенным письмом к душам своих предков и попросил их вернуть из ссылки опальных родичей и способствовать убийству «двух врагов – мужчины и женщины». Здесь явно имеются в виду Кокэн и Докё.

Насколько это просматривается в текстах хроник, никто из заговорщиков не пытался обратиться к магическому чтению сутр или заступничеству бодхисаттв, полагая, по-видимому, что эти силы противостоят традиционной линии престолонаследия и служат магическим средством в руках противника.

Чудеса сопровождали все правление Кокэн-Сётоку и Докё, их тщательно отслеживали и, естественно, толковали. Императрица подчеркивала, что все они имеют положительную символику. Монахи по всей стране возглашали молитвы, а состоявшие на государственной службе прорицатели чуть ли не каждый день обнаруживали счастливые знамения: белого оленя (белый – священный цвет), белого воробья, белую ворону, белую черепаху, сросшиеся колосья риса.

Но государственные дела стремительно катились в пропасть – уж слишком много времени, сил и средств тратилось на молитвы, строительство храмов и изыскание новых должностей для людей рода Югэ. Докё тянул за собой в столицу своих родственников, они, вероятно, были не слишком опытны в управлении, а родовитые аристократы, отодвигаемые от власти, были недовольны засильем чужаков и составляли заговоры. У каждого было свое важное дело, только никто не занимался тем, от чего благополучие страны зависит значительно больше, чем от количества благих предзнаменований, – экономикой.

Реальные проблемы режим Сётоку – Докё пытался решить с помощью ритуалов, молитв и магии. Однако ничего не помогало, даже неоднократные помилования преступников, что считалось очень сильной мерой воздействия на разгневанное Небо. При этом в соответствии с дальневосточными представлениями об индивидуальной ответственности правителя за все свалившиеся на страну беды императрица Сётоку брала вину на себя: «Обладая малой добродетельностью, взошли Мы на трон по ошибке. Народ не ласкаем и не милуем, люди потеряли покой. Оглядываемся назад и плачем над содеянными грехами, страдаем, ибо не можем выбраться изо рва. И решили Мы, что пришло время провозгласить указ о великом помиловании в Поднебесной…»

Но и эти старания были тщетны. Ни амнистии, ни запреты на употребление мяса и сакэ ситуацию не разрешили. Что же оставалось? Только с еще большим жаром возносить молитвы, верить и надеяться. «Болезни продолжают терзать людей, природные бедствия продолжают грозить. Не можем найти себе места – так долго терзается Наше сердце. Но если заповеданное Нам учение Будды откликнется на Наши молитвы, тогда страданиям непременно настанет предел и бедствиям непременно настанет конец». Конец действительно настал – правлению Сётоку и власти Докё.

С историей монаха Докё и умалением роли синтоизма в пользу буддизма связан еще один любопытный мистический момент (в полной мере проявившийся через 12 лет после смерти Докё в виде истории принца Савары). Его можно было бы назвать «движущая роль привидения (яп. онрё — мстительные духи) в истории». Говоря о средневековой Японии, нельзя не учитывать такой фактор, как вера в духов и потусторонних существ. И очень часто именно эта вера была главным побудительным мотивом для тех или иных действий политических лидеров страны, включая императоров.

Дело в том, что в традиционной японской религии синто главной задачей потомков является почитание предков и их умиротворение. Если линия семьи прерывалась и предков некому было почитать, они могли стать онрё, если потомки отрекались от синтоизма и его обрядов, предки, обиженные невниманием, тоже становились онрё. Падение авторитета синтоизма и установление повсеместно буддийских храмов повлекло отток верующих от синто, а значит, активизацию деятельности онрё. Об этом абсолютно серьезно писали летописи, и этот факт принимают авторитетные историки. В хрониках онрё действуют наравне с историческими персонажами, их действия (а им приписывались всяческие неприятности: неурожаи, эпидемии, таинственные смерти неугодных – «духи мести» все-таки), как уже говорилось ранее, даже побуждали иногда к переносу столицы! Поэтому в исторической науке признается наличие «веры в привидения», прочно вошедшей в жизнь Японии в период Хэйан, то есть при императоре Камму (конец VII – начало VIII века). В этот период она достигла своего пика.