Игорь Дьяконов - Об истории замысла Евгения Онегина

Итак, не зная еще имен, которыми Пушкин мог назвать своих протагонистов в плане, попробуем реконструировать их портреты и определить «опорные образцы».

Герой . Тип светского молодого человека, ведущего обычную для своей среды распущенную жизнь, поверхностно «просвещенного», умного и потому чуждого дворянской и иной «толпе», однако и политические идеалы своих передовых современников разделяющего лишь поверхностно и скептически; и при всем том зависимого от моды и от текущего общественного мнения той же «толпы». Кроме общих черт пушкинскому герою приданы некоторые конкретизирующие личные особенности. Поскольку они вводятся с первых строк первого черновика, постольку вероятно, что и они были намечены уже на стадии плана: принадлежность к петербургскому свету, положение неслужащего дворянина, мимо которого (хотя он ровесник А. Н. Раевского и Пети Ростова) прошла война 1812 г. (это, очевидно, намеренно так задумано в связи с тем, что действие романа, по крайней мере по первоначальному замыслу, должно было развиваться в сфере личной жизни) {41} 41 Военная служба воспринималась как форма общественного служения ( Лотман Ю. М. Комментарий, с. 50), оправдывавшего самое существование дворянского сословия, Онегин же задуман как крайний индивидуалист. ; дружба с интереснейшими людьми 10-х годов (Чаадаевым, Кавериным, Пушкиным); начитанность на уровне современной политической и литературной мысли; насмешки над поэзией {42} 42 См. главу 1, строфы VI—VII и черновые варианты к главе 2, строфа XVIа (VI, 279). Тут же неожиданные строки «Мне было грустно, тяжко, больно», перенесенные в черновые варианты стихотворения «Демон». Несмотря на протест Пушкина (при жизни его не опубликованный), его современники, видимо, справедливо относили эти стихи к А. Н. Раевскому. Ср. о его «хохоте» над «Кавказским пленником» в «Опровержении на критики» (XI, 145). , отсутствие интереса к другой литературе, кроме модных новинок конца 10-х годов (Байрона, Констана, Мэтьюрина, пожалуй, Скотта); ирония, язвительность в духе Адольфа; отсутствие материальной корысти (гл. 1, строфа LI; гл. 2, строфа IV). Авторская характеристика — «полурусский» {43} 43 См. черновик главы 7, строфа LV (VI, 462). В печатном тексте так охарактеризован Ленский (гл. 2, строфа XII), но мотивировка другая (Ленский приехал из Германии, а Онегин не бывал за границей, и характеристика лишь указывает на импортированность его масок и противопоставляет его Татьяне). .

Для отождествления «опорного образца» нужно, чтобы данное лицо входило в круг близких знакомых поэта не позже 1822 г. С первого взгляда кандидатура Александра Николаевича Раевского, казалось бы, почти неизбежна. Она подтверждается тем, что тип Онегина, как уже давно замечено, является развитием типа Кавказского пленника, «опорным образцом» для которого был прежде всего А. Н. Раевский; вероятно, на него же намекает Пушкин в упоминавшемся выше письме к Н. Б. Голицыну {44} 44 «Как я завидую прекрасному климату вашего Крыма < ... > Это колыбель моего „Онегина“; вы, конечно, узнали бы некоторых персонажей» (XVI, 184; оригинал по-французски). . Совпадает А. Н. Раевский с Онегиным и по возрасту (26 лет в 1821 г.). Сличая одну за другой характерологические черты тех близких друзей и приятелей Пушкина, о которых мы знаем что-либо определенное, мы ни у кого не обнаруживаем столь полного сходства с чертами героя романа, как у А. Н. Раевского {45} 45 О Мельмоте как маске А. Н. Раевского см. черновик письма к нему от 15—22 октября 1823 г. (XIII, 71). . Различие — видимо, обусловленное принципиальными замыслами Пушкина, — в том, что Онегин не был в военной службе.

Тот же образ начал жить самостоятельной жизнью уже в «Кавказском пленнике» и теперь продолжал ее в новом романе. Можно было бы сказать, что «опорным образцом» для Евгения Онегина был уже не А. Н. Раевский, а литературный герой «Кавказского пленника», как Пелам для «Русского Пелама», и т. п. Доказательством того, что Пушкин, когда стал реально писать роман, уже переставал видеть в Онегине Раевского, служит отсутствие следов дальнейшего развития отношений между Пушкиным и Раевским (после 1822 г.) в образе и судьбе Онегина. Да, вероятно, и с самого начала Пушкин имел в виду не одно лицо: скучающих скептиков, похожих на Онегина, в свете, очевидно, было достаточно. Но не потому ли Онегину приданы и некоторые черты самого Пушкина, что нужен был человек не служивший; служба же Пушкина в Петербурге была фиктивной. К собственным пушкинским чертам относится в 1-й главе образ жизни героя; черновые строфы XVIIб — в во 2-й главе (VI, 281), посвященные страсти Пушкина к карточной игре, были в беловике (VI, 563) одно время переадресованы Онегину. И такое родство между героем и поэтом — общая черта для романа «Евгений Онегин» и его предшественника, «Кавказского пленника».