Валерий Леонов - Пространство библиотеки - Библиотечная симфония

Я понимаю, что моя книга о Пространстве Библиотеки может показаться кому-то рискованной выдумкой. Библиотека — и вдруг рассказ о ней в музыкальном жанре, причём в одном из самых сложных — симфонии, жанре, переживающем в современном искусствознании не лучшие времена. Так не бывает — симфония в прозе. И зачем это понадобилось автору использовать приёмы музыкального искусства там, где господствуют Слово, Книга, Текст? Чтобы показать свою оригинальность?

Речь пойдёт о чём-то гораздо более существенном. С некоторым преувеличением можно сказать, что Слово и Музыка составляют два аспекта изучения одного и того же предмета. И Слово, и Музыка направлены на познание сущности человека, его места и назначения на Земле. Убедительно, на мой взгляд, эту взаимосвязь демонстрируют нотный лист, партитура, книга. В них указаны звуки, аккорды, ритмы, символы, слова, зашифрованы время и явления нашей жизни.

Подобные рассуждения (а они не только мои — об этом пишут многие авторы) наводят на мысль о том, что музыку можно понимать как отражение космоса в звуках, а математику, например, как отражение космоса в числах [1] См., напр.: Музыка и математика: Зальцбургские беседы о музыке 1984 под председательством Герберта фон Караяна / Под ред.: Г. Гётце, Р. Вилле. М: Наука, 1994. 126 с. . Рискну продолжить и добавлю, что в этом же ряду книга, собрание книг, библиотека есть отражение космоса в текстах. Восприятие звука, числа, слова имеют общую природу. С одной стороны, есть образ, который создал композитор и который только он смог облечь в форму музыкального произведения. С другой стороны, должно вызывать интерес исследование закономерности восприятия и более глубокого понимания музыки у всех, кто к этому стремится [2] Музыка и математика… С. 14; 69; 73-77. . Также и текст. Есть образ, который создал автор и который только он один смог так представить читателю в своём сочинении. Но за всем этим стоят процессы творчества, вечные вопросы, которые интересно и поучительно прояснить не только для себя самого.

В настоящей книге я не ставил целью обогатить читателя новыми открытиями на этом пути. Моя задача намного скромнее. Мною двигало любопытство увидеть некоторые точки «пересечения» Знания и Искусства, Слова и Музыки. Другими словами, возможно ли, пользуясь только словом, сочинить произведение в духе музыкального жанра. Что нового для себя из этого можно извлечь? Попробую пояснить.

Многие из нас, кто посещал концертные залы, приобретали программу концерта с текстом, в котором представлялось то или иное сочинение — программное музыкальное произведение [3] Излагая основной замысел произведения в литературном предисловии — программе, композиторы стремились сделать своё сочинение более доступным для слушателей. . Этот текст по своей сути есть не что иное, как реферат-анонс, или расширенная аннотация, например на симфонию. В прозе. Читая его, слушатель музыки погружался в атмосферу ещё не звучавшего произведения, в то время, когда оно создавалось. После концерта, обращаясь снова к программе, я часто пытался сравнить текст реферата, составленный композитором или музыкальным критиком, и оркестровое исполнение. Иногда впечатления от «живого» звучания частично совпадали, иногда нет. Здесь важно подчеркнуть вот что. Если такая практика существует, то потребность слушателя в прозаическом тексте при восприятии музыки есть явление устойчивое . Понимание искусства достигает большей глубины при использовании текста в качестве вспомогательного источника.

В музыке в каждой ноте скрыто преобразование, доступное через музыкальный инструмент. Возможно ли авторские показания для инструментов привести в соответствие с показаниями чувств слушателей, воспринимающих звуки — сообщения? Если да, то в этом будет чудо интерпретации исходного текста. Чудо потому, что процесс интерпретации, как и процесс чтения, всегда остаётся тайной. Нельзя ожидать от всех слушателей одинаковой реакции. Интерпретация — есть творческий акт. Это — искусство. Само искусство есть форма интерпретации. Она учит человека подвергать сомнению очевидное и выходить за его пределы в поисках нового.